2. Поле истины

Понятие «поля истины» – это теоретическая метафора, которая оказывается необходимой, поскольку мы имеем дело с цивилизационном феноменом, неподдающимся однозначному определению. Однозначные определения необходимы в математике, имеющей дело с количественными отношениями.

Когда мы определяем окружность как кривую линию, все точки которой находятся на одинаковом расстоянии от центра, то имеем дело с однозначным геометрическим определением. Применительно к полю истины такое определение невозможно. Поле истины имеет составной характер. Оно соединяет разнородные явления. Его определение должно соединять в общем не просто разнообразное, а противоположное по определению. Если понятие окружности соединяет общей формулой все окружности, хотя они и отличаются друг от друга по своей величине, то это действительно так, поскольку эти различия имеют количественный характер. Когда мы определяем поле истины, то общее здесь соединяет качественно различное.

Попытки осмысливать сложные цивилизационные события нередко ставили аналитиков перед своеобразными парадоксами истины. Эти парадоксы могли казаться недостатком мышления, который нужно либо избежать, либо устранить. Те, кто удивлялся таким парадоксам, сам излагал исключающие друг друга истины раздельно, так что они как бы не соприкасались друг с другом. В качестве иллюстрации этого феномена можно привести противоположные оценки В.В.Розановым главных движущих сил отмены крепостного права в России. К 50-летию этого события В.В.Розанов одновременно опубликовал в журналах «Новое время» и «Русское слово» статьи «Великий день нашей истории» и «Последняя капля». В первой он отчетливо утверждает, что «в фундаменте всего конечно – молодой верящий Царь… Без него – просто ничего нет, ничего бы не было, все было бы невозможно», что без «лица, в котором все сосредотачивается», которое чего «хочет» – того обязана хотеть» вся Россия» – без всего этого нельзя было создать 19 февраля 1861 года. Это – религиозный, мистический момент в жизни России[1].

Во второй статье он утверждает, что 19 февраля 1861 года капнула та капелька, та драгоценная капелька, которую полвека и даже больше вырабатывал в себе русский организм, что эта реформа – безыменная, что это была великая русская реформа, над которою трудилась и которую созидала вся Россия, «тьма» умов народных, «мгла» сердец человеческих[2].

На одно и тоже явление В.В.Розанов смотрел под разным углом зрения и видел его совершенно по-разному. Но он так видел! И описывал то, что он видел и в первом и во втором случаях, не отступая от истины.

Как же в этой ситуации можно зафиксировать истину в какой-то определенной точке и не означает ли такая фиксация разрушения сущности самой истины? Ответ на эти жизненно важные вопросы кажется необходимым для тех, кто хочет жить по истине.

Однако возникают и принципиальные теоретические вопросы: имеет ли смысл сохранять понятие истины и руководствоваться этим понятием? Не разумнее ли заменить это понятие каким-либо другим, более «удобным»?

Поле истины фиксирует возможность соединения различного в едином. Поскольку речь идет о различных истинах, то должно быть нечто общее, их объединяющее. Это общее определяется как соответствие. Именно соответствие есть общая граница поля истины. Здесь мы имеем то реальное основание, которое становится предпосылкой теоретического понимания границ плюрализма и преодоления крайнего цивилизационного релятивизма.

Признавая соответствие общей границей поля истины, мы, с одной стороны, находим в плюрализме возможность не-истины, а с другой, – видим легитимность качественных различий соответствий, образующих поле истины. Это, во-первых, соответствие представления факту. Во-вторых, это – соответствие принципа требованию его универсальности. И, в-третьих, это – соответствие характера деятельности субъекта, как необходимого условия прогресса, формированию гармоничной целостности творческого результата, отвечающего фундаментальному требованию самосохранения и самовоспроизводства цивилизации.

Таким образом, поле истины имеет три составляющих, удержание которых и есть исходное основание методологической мудрости. Как расшифровываются основные составляющие поля истины? Соответствие представления факту как основание и критерий истины это – принцип естественнонаучного знания и здравого смысла. Любые отклонения от этих исходных оснований встречают неизменный массовый скептицизм. Скептицизм – это орудие критики философской мысли, которая ставит под сомнение истину чувственной достоверности.

Коль скоро эксперимент становится исходным основанием получения истины, а он имеет дело с фактами, образующими феномен Природы, философия нового времени приходит к основополагающему выводу, согласно которому в этом мире все подчинено законам Природы.  Такой подход к постижению истины, шаг за шагом обретая универсальность, покрывает собой все поле истины.

В универсализации истины факта и состояла сущность философии Просвещения, которая коренным образом изменила характер осмысления цивилизационных явлений. Главное в этом изменении – радикальная деструкция специфики цивилизационной истины, отождествление ее понятий с пустыми фантазиями и предрассудками. Освобождение разума от предрассудков, как казалось, открывало дорогу всем народам к естественным формам общения, к братству и вечному миру. Странным образом, однако, у этого светлого образа новой цивилизации возникла мрачная тень.

Одним из первых, кто отчетливо увидел и описал эту тень, был маркиз де Сад, сделавший для себя из революции сознания логически вытекающие  практические выводы. Главный вывод состоял в том, что законам Природы подчинено в этом мире все, что религия – это отвратительный плод лживости кучки людей, что пороки – это добродетели, а добрые поступки являются преступными. Герой романа «Жюстина или Несчастья добродетели» Брессак следующим образом раскрывает сущность причастия с точки зрения истины факта: «сей хлеб, который вы видите, станет моей плотью, и вы переварите ее, как хлеб. Я – Бог. Значит, Бог будет съеден вами и переварен вами и превратится в кал…».

С превращением Бога в кал переворачиваются с ног на голову и все нравственные ценности. Соответственно, носители разума, просвещенного новой философией, насилуют и убивают своих матерей, занимаются групповым сексом, развращают малолетних, подвергают мучениям своих близких на основе открытой фактической истины естественных отношений, противостоящей лживости религиозных вероучений с их моральными максимами[3]. Реалии современной жизни наглядно доказывают, что просвещенный универсальной философией природы разум продолжает свою неустанную работу и в наши дни.

У философии Разума возникла и преследующая ее исторически социальная тень. Ее проявление – это, прежде всего, якобинская диктатура, при которой неустанно работала гильотина. Она, как заметил великий Гегель, выравнивала все головы, возвышающиеся над общим средним уровнем. Гильотина в первую очередь отделяла от туловища те головы, которые восставали против универсальных истин Разума. Таким образом гильотина стала материальным орудием освобождения Истины от Заблуждающихся голов со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это был первый великий урок практического действия одной отдельно взятой ипостаси поля цивилизационной истины. Этой логике и следовал в своих рассуждениях маркиз де Сад.

Что может быть выше Истины? А Истина говорит о том, что следует знать только одну мораль: надо быть счастливым, несмотря ни на что, пусть для этого придется смущать покой других, присваивать их добро; самая сильная страсть человека – страсть причинять зло, быть деспотом для других. Противники этой истины, согласно де Саду, не могут ей противопоставить ничего кроме бессильных слез. На самом деле, что можно противопоставить истине факта? Казалось бы, ничего.

Существует, однако, один аспект этой проблемы, который требует прояснения. А именно: можем ли мы считать единственным видом факта факт физического события? Этот вопрос возникает тогда, когда речь идет о фактах исторических.

Если единственным реальным видом факта является факт физический, то тогда наука должна отказаться от постижения сущности Истории. На самом деле, все прошлое кануло в Лету, его физически уже не существует, а это значит, что по отношению к нему невозможно и экспериментальное, т.е. истинное, его постижение. Историческая игра уже сыграна: ее феноменальный слой скрывает ее действительную сущность. Но это значит, что и суждения об истории как истории заблуждений и злоключений не могут быть признаны в качестве ложных или истинных. Но это ставит под вопрос и основополагающий вывод просвещенного новой философией Разума, согласно которому все в этом мире подчинено законам Природы.

История подчиняется каким-то другим законам или не подчиняется законам вообще. Но история как наука продолжает существовать, и она опирается на факты. Однако, это факты, которые имеют определенное отличие от фактом физических. И выявление этого отличия становится центральной методологической проблемой не только истории как науки, но и гуманитарного знания вообще.

Проблема состоит в том, что исторический факт как реальное событие, происшедшее в определенное время и в определенном месте, как правило, недоступен для исследователя непосредственным образом. Он доступен ему в виде определенного документа или суммы документов. Документ в данном случае может трактоваться не только как письменное свидетельство события, но и как его след, имеющий форму устного предания, мемуаров, или материальных артефактов – остатки древних сооружений, монументы, предметы быта, захоронения и т.д. и т.п. Стало быть, историк имеет возможность воспринимать факт исторического прошлого через непосредственное восприятие документа или артефакта.

Но как же в этом случае быть с целью науки – иметь твердые знания относительно истории?

Документы истории во всех их видах – это следы исторических фактов, а не сами факты как таковые. Стало быть, необходима выработка процедуры, в соответствии с которой определяется относительное соответствие документа тому фактическому событию истории, к которому он относится. Это соответствие может выявляться путем привлечения всех доступных документов, относящихся к данному историческому факту, так что их сопоставление может служить отсеиванию представлений, искажающих действительную сущность исторического события. Далее, всякий индивид, обращающийся к истории, является субъектом, имеющим неизбежно определенные политические, идеологические и иные пристрастия и предубеждения. Он имеет возможность отбирать и выстраивать исторические документы и таким образом создавать свою версию истории. Стало быть, для того, чтобы правильно оценить созданную таким образом историю, следует принимать во внимание внутреннюю позицию человека.

Если ставится задача получения твердых знаний относительно тех или иных исторических событий, а не исторических аргументов для подкрепления субъективного взгляда на историю, необходимо владеть специфической методологией, не совпадающей непосредственным образом с методологией, выработанной Фрэнсисом Бэконом.

Речь не идет о том, чтобы перечеркнуть истину факта. Но, как оказывается, наряду с истиной факта существует истина принципа. Истина принципа определяется его универсальностью, так что отклонение от универсальности есть уже путь к не-истине.

Дилемма двух истин представлена двумя ключевыми фигурами – Ф.Бэконом и И.Кантом. Но и они не исчерпали всего пространства поля истины. История обнаруживала ограниченность как истины факта, так и истины морального принципа. Третья истина относится к возникающим проблемам оценки самого субъекта истории: какого субъекта истории можно считать истинным, а какого неистинным? И правомерна ли такая постановка проблемы?

Эпистемология гуманитарного знания исторически формируется вокруг анализа отдельных полюсов поля истины. И, естественно, первая проблема, которая волновала теоретиков, это проблема интерпретации факта в гуманитарном знании, как проблема методологического «фильтра», отделяющего истину от не-истины и создающего основания гуманитарного знания как знания научного.

Систематизированную работу в этом направлении осуществляли историки. Именно эта методологическая работа оказалась в фокусе анализа шведского ученого Рольфа Торстендаля.