6. Постцивилизационное бытие?

Исторический опыт наглядно показывает как имманентная объективность социального сознания влияет на судьбы цивилизации. В ХХ веке казалось бы неожиданно поднялись волны национал-социализма и фашизма в Европе. Азиатский континент захлестнула волна японского милитаризма.

И вместе с тем начали свое действие глубинные тенденции эрозии цивилизационных различий, расширения и углубления культурных взаимовлияний. Наступает эпоха социального экспериментирования, апробации универсалистских образов жизни на теле исторически сложившихся цивилизаций.

Константин Леонтьев еще в девятнадцатом веке отметил важную тенденцию «неудержимого уклона истории», по которому текут желания людей: одно государство, повторяющееся в типе всех остальных, и одна личность, воспроизведенная в миллионах подобных. В. Розанов, комментируя это наблюдение К. Леонтьева, отмечал, что он мог бы подтвердить свою мысль и другим явлением: границы государств уже не имеют теперь той твердости – они не так резко разделяют политические тела, как прежде. Это уже не грани расчлененной народной жизни, а скорее простое ландкартное деление[1]. То, о чем рассуждали К. Леонтьев и В. Розанов, было образно выражено в известном ночном разговоре героев романа Ф.М. Достоевского «Бесы» Шатова с Николаем Ставрогиным. В этом разговоре находят отражение две ключевые цивилизационные проблемы. Первая проблема – это совмещение принципов научной ментальности с историческими ценностями цивилизации. Вторая – это распространение универсального метода экспериментирования на цивилизационную жизнь во всех ее проявлениях. Экспериментирование в цивилизационной жизни – явление не новое. Так например, маркиз де Сад может считаться человеком с экспериментаторской ментальностью в сфере сексуальных, или шире – межличностных отношений. И в этом смысле его свобода от любых предрассудков легитимна с научной точки зрения.

В двадцатом столетии экспериментаторская ментальность широким фронтом реализовалась в нацистских концентрационных лагерях. Человек утрачивал свою священную сущность и с ним можно было делать, что угодно. Экспериментатор, таким образом, выводил себя за рамки понятия «человек».

В этом контексте  понятно обостренное внимание Ф.М. Достоевского к проблемам истинной ментальности.

В романе высказывается такое суждение: «Если бы математически доказали вам, что истина вне Христа, то вы бы согласились лучше остаться со Христом, нежели с истиной»[2]. Иными словами здесь фиксируется возможность теоретического противоречия между математической истиной и цивилизационной ценностной позицией. Но ведь математика как и естественнонаучное знание универсальны и в этом их очевидное преимущество. И здесь встает проблема: что происходит с народом, который обретает универсальную рациональную ментальность? «Ни один народ еще, – говорится в романе, – не устраивался на началах науки и разума… Народы… двигаются силой иною… Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти»[3].

Каждый народ – это индивидуальность, имеющая свое понимание путей самосохранения, истины, добра и зла. Если великий народ не ведает, что в нем одном истина, то он превращается в этнографический материал, перестает быть великим народом[4]. Позитивистская волна формировала новые подходы к цивилизационному строительству на основе экономических и социальных расчетов. Духовная традиция полагалась тормозом на пути прогресса. Речь таким образом шла о переходе к новым основаниям цивилизационного бытия.

Достоевский давал крайне негативную оценку переходному цивилизационному периоду как смутному времени. «В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход, – писал Ф.М. Достоевский, – я не знаю… А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть…»[5].

Эти фундаментальные суждения – размышление над истоками и причинами умирания цивилизации.

Такого рода суждения подчас воспринимались как истерические вопли Кассандры. Однако сегодня, более чем через сто лет такого рода представления находят свое очевидное подтверждение.

Но что значит «умирание» цивилизации? Если сущность цивилизации составляет единство, находящее свое практическое выражение в совокупности ритуалов или духовной вертикали, формируемой идеальным субъектом, то такой тип цивилизации действительно умирает.

Мир находится в переходном состоянии от цивилизаций, характеризующихся духовным единством, к состоянию эклектическому.

Личность, выражающая это эклектическое цивилизационное состояние, соединяет в себе триаду: признание общепринятых законов-ритуалов, формальное соблюдение требований иерархии духовной вертикали и внутреннюю веру в истину эстетики существования.

Этот цивилизационный «коктейль» внутреннего мира индивида легитимизирует универсальность принципа толерантности. Свое внутреннее  состояние человек начинает экстраполировать на весь мир. И это – позитивное следствие эклектического состояния цивилизации.

Но есть и негативное его следствие: цивилизация утрачивает твердую историческую почву. Одновременное пребывание в исключающих ипостасях превращает реальное цивилизационное бытие в бытие «как бы» цивилизационное, в своеобразную наперсточную игру в виртуальной реальности. Человек «играет» в ту или иную форму цивилизационного бытия, сохраняя при этом свою самость как внутренний цивилизационнй вакуум, как возможность быть всем и ничем. Очевидно, что такое внутреннее состояние человека в своей сущности соответствует потенции свободы в цивилизационном вакууме. Это объясняет феномен информании.

Возникшие тенденции переводят проблему сохранения цивилизации в качественно новую плоскость. Они означают наступление нового этапа эволюции человеческого сообщества, этапа постцивилизационного. Постцивилизационное бытие предполагает реальность свободной игры с цивилизационными традициями, их сочетаниями в различных комбинациях. Человек вступает в общую виртуальную коммуникацию «во всем миром», вбирая этот мир в себя и таким образом охватывая его. Человек сам становится основанием целостности бесконечно многообразного и сложного мира. И вместе с тем этот мир обретает свою своеобразную реальность.

Если действительная «свобода без порядка» и действительный «порядок без свободы» – это знаки традиционной цивилизации, то мир виртуальной коммуникации есть знак реальной информационной цивилизации, но без фундаментального признака своей действительности. Продолжая реально находиться в границах традиционных цивилизаций, человек через посредство информационной Галактики и миграционных потоков вступает в контакты с иными индивидами как отдельно взятыми монадами как бы в пространстве свободы от религиозных, идеологических и государственных регламентаций.

Для реально существующих и действующих государств это влечет за собой распад дисциплины послушания, без которой невозможно обеспечение эффективности общих правил жизни.

Реакция традиционного мира на новые тенденции выливается либо в тотальное насилие во всех сферах жизни во имя утверждения порядка, либо в торжество хаоса, принимающего рассогласованность образов жизни во имя торжества свободы. Преодоление этих грозных тенденций возможно лишь на основе новой глобальной имманентной объективности, нового понимания истины порядка глобальной цивилизации. Механизмом формирования такой имманентной объективности глобального самосознания может быть информационная культура в ее трех символатах – информационной инфраструктуры, видеоряда и метаобразования. Информационная культура требует соединения с новым типом духовности, обусловленной открытием абсолютной ценности другого. Это и есть изначальная ячейка глобальной информационной цивилизации. Речь идет об имманентной объективности, которая превращается в действительность через посредство всеобщей цивилизационной практики. Это не повторение особенностей одного государства  в типе всех остальных и не воспроизведение одной личности в миллионах подобных. Это – полагание объективности абсолютного смысла новой вертикали духовности, возникающей из всего многообразия ориентаций реальных индивидов. Это – не «эстетика существования», а духовные рамки синхронизации, понимание ее ценности как исходного начала качественно новой истины цивилизационного взаимодействия, а значит и новый столп духовной истины, на основе которой выстраивается система современного поведения человека.

Такая синхронизация становится цивилизационной реальностью в силу действия во всем мире четырех «ступоров» свободы: энергетического, экологического, демографического и техно-индустриального. Техно-индустриальный фактор всегда считался базисом власти человека над природой. Сегодня он все в большей степени превращает элементы природы в отходы, а вместе с тем и человек как часть природы начинает попадать на тот же конвейер. Спасение человека сегодня наряду с действием четырех «ступоров» свободы требует создания и превращения в императивы жизни трех «списков» ограничений и свобод: а) списка того, что категорически запрещается делать; б) списка того, что можно делать в соответствии с установленными нормами; в) списка того, что можно делать свободно, без каких-либо ограничений.

Четыре «ступора» и три «списка» образуют новую сакральную семерку, основание той вертикали, которая служит общим ориентиром цивилизационного возвышения человека. Здесь происходит совпадение необходимости со свободным выбором как ведущей направляющей цивилизационной субстанции.

Это мироощущение кардинально меняет вектор свободы. От реализации «эстетики существования» как свободы мгновения жизни вектор свободы направляется на понимание себя в константных измерениях, на удержание себя в цивилизационном Пространстве и Времени как преграде на пути погружения в пустоту цивилизационного ничтожества. Это движение от ситуации, ведущей к самодеструкции, к созданию условий для нового типа цивилизационного творчества. Этот вектор придает новый смысл универсальности свободы.

Формирование нового столпа духовной истины требует умения рационально мыслить и видеть себя в общем зеркале цивилизационного самосознания. Это зеркало – единство порядка и свободы, обеспечивающее нормальный ход цивилизационной эволюции. «Эстетика существования» не может обеспечить такой ход. Очевидное следствие «эстетики существования» – это превращение в осколки общего зеркала цивилизационного самосознания. На основании духовного столпа цивилизационной истины формируется реальный мир гармоничного самовоспроизводства цивилизации волей массы, которая, увидев себя в общем цивилизационном зеркале вечных измерений и избежав цивилизационного ничтожества, переживает событие мысли. С этого рождения имманентной объективности и начинается «новый мир». Рождение нового внутреннего порядка духовного мира индивида и парадигмы цивилизации проявляется в «мелочах». Из них в конечном счете и складывается великое здание культуры. Индивиды как носители цивилизационного самосознания – это те «камни», сложение которых превращает цивилизацию в крепость, не поддающуюся разрушению, пока живы и действуют представители цивилизационного целого.

Парадигмой сущности события мысли может служить описание В.В. Розановым «немецкой культуры». «Наука германская,– писал он, – вся свята, религиозна и есть в точности «sacra scriptura», но все это – от Лютера. До Лютера и немцы лгали, как итальянцы или французы, – как все католики. Лютер дал «клятву верности» не говорить «лжи». Вся реформация в этом и состоит.

Это – в мышлении. Но то же и в жизни. Немецкий негоциант, заехав в Суматру, не обсчитает туземного царька на десять пфеннигов. И тоже – немецкая горничная свою барыню; тоже – министр финансов свою страну. Это и образует «немецкую культуру, негениальную, но где «все в порядке»»[6].

И каждый раз, когда порядок цивилизации и внутренний порядок духовного мира человека расходятся в разных направлениях, возникает угроза цивилизационного коллапса. В силу этого идея Апокалипсиса оказывается актуальной всегда, в любую историческую эпоху, поскольку синхронизация порядка цивилизации и внутреннего мира человека – это константная цивилизационная проблема. В условиях глобализации эта проблема стала напоминать проблему квадратуры круга. Внутри локальных цивилизационных образований возникает ситуация, сходная с той, которая существовала между цивилизациями до великого цивилизационного смешения. Достаточная определенность границ цивилизационных образований делала легитимным применение соответствующих разделяющих категорий: жители центра поднебесной и варвары; греки и варвары; избранный Богом народ и все остальные; христиане и нехристи; мусульмане и неверные.

Этим разделением предопределялась легитимность двойных моральных стандартов. Утверждение совести и порядка внутри «своего» сообщества не связывало свободы аморальных действий в отношении «иных», тех, кто не нес внутри себя цивилизационной истины, а значит не мог считаться полноправным членом истинного сообщества. Таким образом в истинном сообществе отсутствие общей совести превращалось в нравственный закон. Перенос этой ситуации в современную глобальную цивилизацию порождает «ядерные взрывы» безнравственности и насилия повсюду в мире. А это значит, что традиционные подходы к решению нравственной проблемы и цивилизационной истины требуют своего переосмысления. Правильное употребление имен, ритуал как строгое соблюдение правил, единственное правило как жизнь без правил, идеальный субъект как ориентация истины жизни, принцип свободы как условие жизни цивилизации, противоядие от ее догматической смерти – все это лишь приближения цивилизационного самосознания к общей истине и в то же время вехи эмпирического поиска этой истины и относительности его конечных заключений. Этот поиск находит свое выражение в символах, которые становятся своеобразными ликами цивилизаций, их «товарными знаками», по которым судят о их свойствах  и их качестве. Вместе с тем символ не есть еще реальность, о которой он свидетельствует.

Понимание сложности цивилизационной реальности может стать отправным пунктом определения верных подходов к цивилизационной ситуации в условиях глобализации. Это реальность, включающая всех и каждого в определенную и в то же время гибкую и разветвленную систему объективных взаимозависимостей и взаимовлияний. Это –  стабильная и в то же время необычайно подвижная система, сохраняющая свою форму и вместе с тем подобно водному потоку находящаяся в динамичном изменении. В условиях глобализации формирование нового общего цивилизационного зеркала обусловлено процессами установления всеохватывающей системы взаимозависимостей и исполнения долгов и обязательств, которые становится необходимой предпосылкой нормальной эволюции всех цивилизационных идентичностей. В этой системе психология доминирования становится все менее адекватной новым реалиям. Рождение этой цивилизационной реальности обусловливает постепенное изменение структуры «цивилизационных зеркал», которая делала их несовместимыми. Возникает новая кажущаяся эклектической реальность, которая однако формирует единую систему современной цивилизационной жизни. Эта система – не новая Вавилонская башня, строительство которой привело к смешению языков и полному взаимному непониманию. Новая цивилизационная система – это многообразие положений и исторических ситуаций, которые однако имеют общую позитивную траекторию своей эволюции. Новые формы бытия, основанные на принципах цивилизационной семерки могут обрести обязательную силу для всех и каждого под воздействием информационной культуры, которая формирует всемирную власть моральной диктатуры. Власть моральной диктатуры – это решение современной цивилизационной проблемы. Современный мир нуждается в глобальной нравственной «диктатуре», без которой он обречен на самодеструкцию. Исторически отдельный народ ставился перед выбором жизни или смерти. И этот выбор формировал его общее самосознание. Общая парадигма этого самосознания – строгое следование правилу – «Одна истина для всех». Там, где утверждается это правило, устанавливается и общий порядок, как следствие жесткого подавления инакомыслия. Эта парадигма цивилизационного самоутверждения сегодня соединяет провозглашение великого рождения единого мира со смертельными рисками.

Здесь добро олицетворяет свой излюбленный принцип какими бы качествами он не обладал, а зло – его антипод, как конкурент на арене жизни.

Это – историческая реальность мира сего, которой противопоставляется истина не от мира сего. Истина не от мира сего – это образ рая, где все обитатели отказываются от своей природы ради общего благоденствия, мирного сожительства хищника и травоядного. Однако если всем вернуть их действительную природу, то все вновь вступают на путь греха, где действует право сильного.

В условиях глобализации рушатся традиционные правила игры. В каждой структуре происходит эрозия былого единства цивилизационного пространства – времени. Возникает видимость невозможности установления такого духовного единства, которое обеспечивает добровольный порядок свободы. Осознается качественно новая реальность, в которой нарушение равновесия чревато глобальной катастрофой. Это обстоятельство заставляет обращаться к философским учениям, которое в незначительном неправильном поступке видели тот «камешек», который вызывал к жизни катастрофическую лавину. «Естественная природа» традиционных цивилизационных представлений порождает лавину агрессии и терроризма. И агрессия и терроризм – это действующие атавизмы предшествующей исторической эпохи.

Метафора рая, но с наличием механизма, при котором и хищник и травоядное уживаются друг с другом, оказывается сегодня актуальной идеей. Дело в том, что новая цивилизационная ситуация объективно требует изменения функций субъекта, обладающего превосходящей силой. Он теперь должен не только подавить противостоящий ему внешний хаос, но и стать для самого себя полицейским, нейтрализовать собственные устремления, реализация которых неизбежно порождает лавину межцивилизационных и межэтнических конфликтов. Истина жизни в новой ситуации – это не всеобщая «эстетика существования» как свободная реализация своих желаний, а суровая самодисциплина, основанная на понимании того, что и другие точно также играют роль полицейских в отношении самих себя. Только в этой ситуации может существовать и радость жизни и та позитивная свобода, которая одновременно является добровольным самоограничением во имя сохранения как собственной жизни, так и жизни на Земле.

Парадигма истины жизни в современный переходный период – это признание взаимосвязи добра и зла, их непрерывного проявления и управления ими на основе цивилизационной мудрости и общей воли. Современный мир – это пульсирующая цивилизационная субстанция, в которой действуют противоположные по своей направленности тенденции, создающие ситуацию общей неопределенности и неуверенности в будущем.

Эта неуверенность парадоксальным образом возникает из односторонней уверенности. Она и проявилась 5 марта 1946 года в ставшей знаменитой речи Уинстона Черчилля, который заявил: «Настал великий час для американской демократии»…[7] «Англоязычным народам… необходимо руководствоваться постоянством взглядов, настойчивостью в достижении целей и великой простотой решений»[8]. Великая простота решений опирается на оружие, секреты которого, считал Черчилль, нельзя передавать Организации Объединенных Наций.  «Люди всех стран мирно спят в своих постелях, потому что эти знания и опыт по большей части находятся в американских руках»[9]. Мирные жители бывшей Югославии и Ирака на себе испытали «истину» этих слов Черчилля. Эта «истина», судя по всему, ждет своего часа и для других народов. «Свобода, – говорил У. Черчилль, – должна быть в каждом доме… позвольте нам проповедовать, что мы практикуем, и практиковать то, что мы проповедуем»[10].

Пульсирующая цивилизационная субстанция проявляет тождество с философским представлением о взаимосвязи добра и зла. Как сказал философ, «Кто полагает возможным познать благое начало без злого, пребывает в величайшем из всех заблуждений; ибо в философии, как в поэме Данте, лишь через бездну пролегает путь на небеса»[11]. Если человечество проявит общую волю движения к общему благу, оно должно найти механизмы нейтрализации общего зла. Общее зло потенциально распространено всюду и в равной мере: как только субъект истины обретает полную свободу, он сразу же начинает добиваться экспансии истины своего добра, как он его понимает. А это и есть зло. Это именно та бездна, не перепрыгнув через которую нельзя попасть на пусть, ведущий на небеса нормальной цивилизационной эволюции. С одной стороны, как кажется, нет ничего более «прочного» чем цивилизационная реальность. Рушатся замки, крепостные стены, исчезают города, рождаются и умирают люди, а цивилизации продолжают свою жизнь, предопределяя создание новых замков и крепостных стен, рождение новых городов, размножение народов.

И вместе с тем, как представляется, нет ничего более хрупкого, чем цивилизационная реальность. Это – некая невидимая «материя», напоминающая воздух. Когда он есть, его не замечают. Когда он исчезает, люди умирают.

Лишь правильное понимание связи добра и зла, которые возникают в условиях глобализации и являются ее неизбежными следствиями, может стать предпосылкой овладения условиями свободы и порядка таким образом, чтобы путь на небеса не закончился полным провалом в бездну. Большая беда неолиберальных творцов «нового» общественного порядка как раз и заключается в том, что они полагают возможным знать благое начало свободы без злого и поэтому пребывали и до сих пор пребывают в величайшем из всех заблуждений. Это заблуждение – не частная экономическая или политическая ошибка. Это – заблуждение, которое при своей последовательной практической реализации, чревато созданием условий для коллапса цивилизации под флагом ее решительного утверждения повсюду в мире.