3. Слияние общего и индивидуального: идеальный субъект

а) Лестница духовного восхождения

Парадоксы истины пути снимаются лишь тогда, когда истина формируется в процессе правильной организации внутреннего мира человека. Если внутренний мир человека приведен к определенному порядку, то его внешнее поведение становится следствием этого порядка, свободным правильным поведением. В этом случае и ритуал, и закон, как кажется, утрачивают приоритетный смысл.

Но каким образом технически организуется внутренний мир человека? Исторически здесь определяются идентичные подходы к решению этой цивилизационной задачи, идентичные в своей сущности, хотя и обретающие различные внешние формы.

Каждый раз мы имеем дело с уникальной личностью, идущей вопреки сложившимся ритуальным формам поведения, открывающей путь постижения высшей истины спасения, по которому должен следовать человек, чтобы обрести жизнь духовную и вечное успокоение.

Путь – это не царская дорога, не тропа в лесу, а нравственное очищение, самоосвобождение, обретение знания, которое указывает, как встать на путь идеального субъекта, достигающего вечности. Могут быть различные варианты понимания пути, но цель одна – достижение состояния вечности.

Изучение пути идеального субъекта и его воспроизведение в собственной жизни – это и есть путь спасения.

Парадигмой такого поведения исторически стал путь Иисуса Христа. Христианство одержало победу, встав на путь внутренней духовной свободы, а не подчинения формальному закону.

Но внутренняя свобода – это не утверждение произвола, а утверждение нового порядка, утверждения сакральности ценностей цивилизационной вертикали.

Перед человеком как чудесное откровение возникает духовная лестница, поднимаясь по которой, он испытывает глубокое внутреннее блаженство постижения Истины, поднимаясь над своей «несовершенной» и «низменной» природой. Он видит перед собой реальный образец – это идеальный субъект, достигший в мире высшей цели, к которой должен стремиться каждый. Эта цель достижима, она не является иллюзорной. Важно собрать свои внутренние силы и начать движение по правильному пути. Признавшие высшую цель образуют новую общность людей. Это не внешняя общность, организованная ритуалом, а общность внутренняя, духовная. Ритуал теперь лишь выявляет эту внутреннюю общность, а не создает ее. Приоритет имеет духовная истина.

Коль скоро обнаруживается исходная точка правильного пути, возникает и единообразие цивилизационного поведения. Цивилизация обретает новую структуру, возникают соответствующие организационные формы: общая жизнь, архитектурные формы и изобразительное искусство, новая музыка. Это – свидетельства, знаки истины пути, избранной человеком.

Водителем человека по правильному пути является первосвященник, а не закон, «ибо закон ничего не довел до совершенства»[1]. Первосвященник в отличие от многих священников выделяется из общего ряда, поскольку «пребывает вечно» и «имеет священство непреходящее»[2]. Первосвященник святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес[3]. Такова парадигма идеального субъекта как носителя истины Пути. Главное то, – говорится в Новом Завете, – что «мы имеем такого Первосвященника»[4].

Идеальный субъект и виртуальный порядок как общая ориентация бытия не являются созданием конкретного индивида. Он «получает» их извне и должен им следовать. В итоге возникает духовная вертикаль, ведущая от общего истока к конкретному человеку.

Весьма наглядно эта вертикаль была очерчена апостолом Павлом в первом послании коринфянам. Апостол Павел говорил: Будьте подражателями мне, как я Христу. Помните и держите предания так, как я передал вам. Всякому мужу глава Христос, жене глава – муж, а Христу глава – Бог[5].

Умоляю вас, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях[6].

Лестница духовного восхождения – это тот Логос цивилизации, по отношению к которому быть более мудрым, значит стать безумным.

Однако является ли лестница духовного восхождения объективной реальностью, или она – продукт воображения. Если она – продукт воображения, то тогда и цивилизация, – возникшая на ее основе, – это своего рода сон наяву.

б) Цивилизация: сон наяву?

Лестница духовного восхождения, как нравственный стержень цивилизации, является продуктом События мысли и вместе с тем детерминантой жизни цивилизации, оказывающей непосредственное влияние на становление истинной цивилизационной объективности в противовес неистинной, греховной жизни. Истина цивилизационной объективности таким образом трансформируется в субъективность, обнажает свою иллюзорность, а неистинность реальности свою объективность, а значит и истинность. Трансформация истины объективности в субъективность и истины субъективности в объективность – это повседневный парадоксальный процесс в структурах цивилизационных отношений и практик. Он оказывает влияние на повседневные колебания индивида между истиной и не-истиной бытия. Индивид живет в реалиях повседневности и в мире цивилизационных мифов, фиксирующих реализацию скрытых социальных желаний. Какая из сторон этой жизни должна считаться средоточием истины? Вместе с тем возникает вопрос, как соотносится эта двойственность цивилизционной истины с истиной индивидуальности жизни человека?

Индивид знает свою истину как подлинную правду жизни. С этой точки зрения истина окружающей его цивилизационной реальности может расцениваться как не-истина. Можно сказать, что, пытаясь примирить то и другое, индивид пребывает в мире своих грез. Это – субъективный взгляд, своего рода сон в состоянии бодрствования. Но индивид отстаивает истины своего сна.

В этом контексте представляет интерес известный рассказ Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон». Князь К., попав в хитроумную ловушку, делает предложение Зине, дочери Марии Александровны Москалевой, которая хочет заполучить и титул и имущество князя для своей дочери. Племянник князя Павел Александрович Мозгляков, чтобы выкрутиться из возникшей ситуации, предлагает князю представить свершившуюся действительность как сон, как простую «приятность», которая не влечет за собой никаких обязательств. Правда жизни требует представить действительность как сон, а сон как истину реальности.

Философов давно волнует вопрос: что считать более реальным – жизнь в состоянии бодрствования или в состоянии сна? Ведь идеальный мир субъективности может считаться знаком подлинности бытия. Вместе с тем реалии повседневной жизни могут восприниматься как неподлинное бытие, или как «другой сон». Так как же относиться к трансформации смыслов, а вместе с тем и к истолкованию реальности и нереальности сна?

Кожи Танака приводит поэтическую метафору: однажды Жуан Жоу увидел себя во сне как бабочку, порхающую бабочку, которая не знала кто такой Жуан Жоу. Внезапно Жуан Жон проснулся и отчетливо увидел, что он является Жуан Жоу. Однако при этом сохраняется неясность относительно того, была ли бабочка в действительности не бабочкой, а Жуан Жоу, то ли Жуан Жоу был сном бабочки. Здесь возникают два возможных полюса реальности, так что с позиций Жуан Жоу и с позиций бабочки «то» и «не то» выглядят различным образом, поскольку каждый находится в своей специфической реальности. Эти рассуждения обретают новый цивилизационный смысл в условиях информационного общества. Здесь возникает вопрос: что такое информационная коммуникация? Является ли она подлинной цивилизационной коммуникацией, определяющей специфику современной цивилизации? Или же она является лишь суррогатом цивилизационной коммуникации? В последнем случае возникает ситуация массового воспроизведения иллюзорного восприятия реалий мира. На самом деле масса начинает воспринимать вхождение в мир информации как знак подлинности жизни.

Попадая на телеэкран, индивид оценивает себя по-новому. Его видят и знают многие или даже все, и в этом он таким образом находит подтверждение истины своего бытия. Перед ним возникает вопрос: какая реальность является подлинной – материальная или информационная? Человек теперь стремится попасть в информационную реальность – на экран телевидения, на радио, на страницы массовой печати. Это реальность, в которой он обретает подтверждение подлинности своего бытия. Соответственно реальность повседневной жизни воспринимается как феномен «неподлинности» бытия. Бытие и небытие, «то» и «не то» в структурах этих реальностей воспринимаются различным, а то и противоположным образом. Поскольку информационные космосы, в которые попадают люди, различны, то, соответственно, истины бытия в этих космосах оказываются различными. Можно ли вообще в информационном обществе определить тот путь, двигаясь по которому человеку открывается  общий цивилизационный смысл? Остается не ясным, где должен находиться общий смысл – в информационной реальности бытия или же в мире повседневной жизни, связанной с добыванием пищи и одежды, служением в армии, выполнением рутинных производственных и семейных обязанностей, требований гражданского долга? Не будет ли это возвращением в мир «дурного сна»? Вместе с тем возникает вопрос, что может означать цивилизационная коммуникация в современном мире, если индивиды по-разному срастаются с информационной действительностью? И чем разнообразнее становится эта действительность, тем более слабой становится общность информационной коммуникации. Сама эта коммуникация становится и стандартной в своих средствах и вместе с тем не действительной, а виртуальной реальностью людей, сидящих в своих квартирах, у своих телевизоров или компьютеров. В этой ситуации лишь экстремальное событие может быть основанием возвращения в общую смысловую реальность и открытия общего смысла. Таким событием, например, может быть война, которая ставит на грань жизни или смерти все общество, весь народ. Здесь общая идентификация обнажает себя через выживание, через объединение усилий и общее самопожертвование. Значит ли это, что следует ждать такого события, чтобы произошло открытие общего смысла идентификации? Или же необходимо смещение фокуса видения реалий бытия, чтобы в итоге человек увидел реальность общего цивилизационного смысла. Одной из форм такого смещения фокуса можно считать религиозный ренессанс в эру торжества научно-технической революции.

в) Смысловая паника

Религиозный ренессанс в информационном обществе – это лишь кажущийся парадокс. На самом же деле речь идет о реставрации фокуса видения духовной вертикали, позволяющей видеть свою высокую сущность, восстановить самоуважение личности.

Обретая духовную зрелость, индивид отвечает на главный вопрос жизни. Однако смысл существования остается темным для человека, поскольку у него нет точных знаний того, какова конечная причина его появления на свет, также как и каковы конечные следствия его смерти. Судьба Иисуса Христа как раз и дает ему явный ответ на эти вопросы, на которые не отвечает ни одна из естественных наук. Дискуссия о том, считать ли истину естественной принадлежностью индивида или же она является выражением коллективного знания, может быть бесконечной. Однако практические следствия того или иного ответа на этот вопрос коренным образом отличаются друг от друга. Если истина бытия – принадлежность индивида, то он получает теоретическое право отвергать общие нравственные и правовые установления. Если же истина бытия исходит от коллективности, возникающей в процессе совместной жизни и деятельности, то не значит ли это, что свобода в определении индивидом истины своего бытия – это вредная иллюзия. Убеждение в том, что индивид сам по себе должен обнаружить и правильно определить свой смысл сохраняется. Это убеждение является основанием сопротивления смыслу как «навязанному» извне информационными средствами и не истинному. Истина смысла кажется данной каждому индивиду в самой эмпирической реальности его жизни. Между тем смысл не есть отражение данной индивиду эмпирической реальности. Он «перерабатывает» эту реальность под определенным углом зрения. Этот угол зрения либо определяется уверенностью в истине непосредственного знания, либо охватывает определенную целостность – не только данную человеку реальность его эмпирической жизни и реальность за пределами его эмпирического бытия, но и реальность цивилизационного целого и его судьбы. В первом случае индивид вынужден обращаться к мудрецам, обладающим специфическими знаниями, во втором – к профессионалам в области гуманитарного знания.

Человек постоянно ищет и фиксирует причину своей индивидуальной судьбы. Он обращается к этой причине, стремясь найти ее определение. Если он не способен дать это определение, то смысл своего бытия либо считает делом случая, либо получает от смысла социума, как цивилизационного целого, его исторической судьбы. От социума он ищет подтверждения своей значимости, ценности своей сущности.

Таким образом открытие смысла – это не единичная реакция сознания на то или иное событие, а мысль как схватывание жизни в ее целостности, в том единстве цивилизационного пространства и времени, в котором и возможна жизнь каждого индивида, включенного в данную целостность. Когда индивид стоит перед проблемой «схватывания» жизни в ее целостности, то все очевидные до этого истины оказываются под вопросом. Человек обнаруживает, что он не знал исходного критерия их оценок. Но что означает исходный критерий? В информационном обществе сама постановка вопроса об исходном критерии начинает казаться ненужной. Информационное общество, поскольку оно характеризуется постоянной избыточностью информации, доходящей до индивида, формирует иллюзию, будто смысл заключен в самом информационном потоке. Однако ни информация об отдельном событии, ни сумма информаций о событиях в мире сами по себе не складываются в общий смысл, и это порождает смысловую панику. Смысловая паника отличается от паники, рожденной угрозой неотвратимости природной или военной катастрофы. Смысловая паника не имеет шумных внешних проявлений, но она порождает утрату четкого разграничения по линии «свой» – «не свой». В итоге основные цивилизационные самоопределения воспринимаются как сугубо релятивные. Предатель может считать себя «патриотом», тогда как защитник Отечества будет объявляться «предателем». Индивид делает произвольный выбор «своего» и «не своего». Это означает эрозию чувства принадлежности к определенной семейной или социальной группе, к цивилизационной общности, слияния с ней. Следствием этого становится равнодушие к их судьбе.

Эмпирическая реальность при этом остается той же самой, однако происходит смена смыслов Бытия и Небытия. Если  индивид приходит к заключению, что его цивилизационное бытие утрачивает для него позитивный смысл, то оно начинает восприниматься как неподлинное бытие, т.е. как небытие. Наиболее яркой иллюстрацией смены смыслов в российской истории стали годы «перестройки», когда происходила радикальная смена смысловых оценок личностей и исторических событий в истории государства.

Утрата реальных опор в определении общих смыслов и общего пути порождает субъективную активность, в которой открытие смысла воспринимается как озарение, открытие «подлинности». Результат индивидуального озарения может быть самым необычным, но он воспринимается как «катарсис», очищение от бесцельности жизни, начало осмысленного со-бытия, т.е. подлинной духовной коммуникации с миром. Это – исходное основание иллюзорного «революционного» самосознания, внутренняя готовность «очиститься»  от «всякой грязи», даже если это потребует разрушения до самого основания всего «старого мира».  «Подлинность» индивидуального озарения влечет за собой радикальный скептицизм в отношении исторически сложившихся традиционных смыслов, которые теперь воспринимаются как манифестация бессилия мысли в постижении истины бытия. При этом наблюдается возрождение ритуальных форм цивилизационного Логоса, хотя никто не понимает глубинного смысла этих форм; все их стремятся воспроизводить, поскольку это создает видимость самоидентификации со своей подлинной цивилизационной сущностью.

Эта ситуация создает условия для произвольного цивилизационного самоопределения, поскольку возникающие в смене настроений альтернативы ритуалов выявляют свободу их выбора. Эта свобода кажется реальной в условиях соприкосновения цивилизаций, видения на поверхности жизни их специфических качеств. Что же в условиях разнообразия цивилизационных возможностей выбора следует считать критерием его истинности? Вот вопрос, перед которым оказывается каждый человек.

г) Иерархия превосходства как критерий истины

Бессилие мысли в постижении критериев смысла оказывается предпосылкой озарения личности, открытия подлинности смысла в собственном превосходстве над другими, в таланте, реализация которого ведет к самовозвышению над социальным окружением. Самосознание личности, обладающей талантом, раздваивается: социальное окружение видится состоящих из «ничтожеств», тогда как собственное превосходство становится исходной точкой оценок и суждений.

Свобода превосходства позволяет оправдывать любые формы отношения к другому. Характерны, например, локальные формы рабовладельческих отношений в условиях современной цивилизации. С этим феноменом столкнулось наше общество в результате перестройки и реформ 90-х годов минувшего столетия.

Феномен превосходства имеет и оборотную сторону медали.

Ф.М. Достоевский, в своем известном произведении «Неточка Незванова» воспроизводит биографию талантливого музыканта Ефимова, который, следуя парадигме превосходства своего таланта, девизу – aut Caesar, aut nihil – стремления быть «первым», испытывает ощущение будто в него вселяется бес и он идет во имя достижения высшей цели по пути разрушения своих социальных и семейных связей и по сути дела по пути самодеструкции, оказываясь в конечном счете в самом унизительном положении: «Первый становится «последним».

Критерий превосходства «отключает» индивида от определенной цивилизационной реальности как приоритетного основания определения истины. В итоге в реальной жизни происходит подмена цивилизационной истины истиной индивидуальной, неправовой, безнравственной и даже уголовной.

В структурах международных отношений наблюдается аналогичная картина. Критерий превосходства превращается в социальный критерий выбора. Присоединяясь к превосходящему готовому смыслу, индивид чувствует себя как бы в центре объективной истины бытия. В итоге для него «свое» может становиться «чужим», а «чужое» «своим».

Видение «чужого» как «своего» радикально меняет восприятие своего цивилизационного пространства – времени. Изменение восприятия своего пространства – времени оказывает неожиданные и подчас драматические воздействия на судьбы, истоки и степень духовного и социального влияния, цивилизационных субъектов. Превосходство субъекта может обернуться началом его конца.

Цивилизации в процессе исторических соприкосновений образуют конкурентное поле, в котором цивилизационный субъект, как создатель превосходства, оказывается победителем и носителем цивилизационной истины здесь и теперь. Вместе с тем конкурентное поле объективно является полем относительности превосходства.

В силу того, что смысл и бессмысленность меняются местами, победитель, как носитель смысла цивилизационной истины, превращается в носителя смысла порабощения. И, напротив, субъекты, казалось бы утратившие истину смысла, обретают ее как носители права и свободы от порабощения. Поскольку рождение новых носителей истины смысла обусловлено скрытыми процессами, оно кажется неожиданным.

Социальная мысль исторически пытается определить устойчивые условия превосходства, а значит и истины смысла. Однако эти попытки сопровождаются признанием парадоксов кажущихся очевидными истин. Так, например, укрепление материальных оснований цивилизаций – это казалось бы бесспорная истина устойчивости превосходства. Однако  она оборачивается нравственным разложением общества. Поскольку нравственное разложение общества чревато его саморазрушением, то устойчивость превосходства связывается с нравственным ригоризмом. Однако нравственный ригоризм в своих наиболее последовательных, крайних формах ставит под угрозу воспроизводство человеческого рода.

Как кажется, правильный ответ на вопрос об истоках устойчивости цивилизации мы можем получить в том случае, если точно определим, что составляет ее начало. Укрепление начала должно предопределить и устойчивость цивилизации в перспективе.

Но как определить начало? Если мы говорим о начале цивилизации как реальности, то существует ли такое состояние, которое предшествует началу, т.е. не является началом. Если его нет, то начало совпадает с концом. Но как это возможно? Это – проблема понимания реальности исходного цивилизационного вакуума, в котором возникает начало цивилизации.

Аналогичная проблема возникала и с интерпретацией сущности обладания цивилизацией определяющими ее свойствами. Сопоставление качеств цивилизаций в поле относительности как раз и поднимало эту проблему.

Если данная цивилизация имеет определенное превосходящее качество, а другая не имеет этого качества, то можно ли считать это неимение имением? Ведь неимение – это тоже определенное состояние. Если я не имею одного миллиона долларов, то означает ли это неимение имением? Но имением чего? Или же это состояние следует определить как неимение, т.е. как нереальность? Если неимение – это нереальность, то тогда следует признать нереальным и не обладание мною миллионом долларов. Но не значит ли это, что я обладаю этим миллионом? Если не миллионом, то чем?

Можно, конечно, относиться к такого рода рассуждениям как пустой игре словами. Однако динамика цивилизаций наглядно доказывает, как из кажущегося ничтожества, т.е. неимения, возникает величие, а видимое величие превращается в ничтожество. Обычно понятное всем «объяснение» такого рода явлений приходит Post festum, после того как событие свершилось. Но странно, что те, кто так успешно «объясняет» случившиеся события, как правило, не могут применить этот механизм объяснения к событиям грядущим.

Сущность этого вопроса заключается в том, что обладание определенным превосходством есть состояние, которое может оказаться негативным фактором в судьбе данного цивилизационного субъекта. Как это понимать и как оценивать ту постоянную активность, которая имеет целью достижение превосходства? Так что же такое парадоксы цивилизационного знания – схоластические фокусы или отражение специфической сущности цивилизационной реальности?