Локус и Топос

Локус несет в себе историческую информацию, которая делает его для своего обитателя естественным и понятным Домом. Дом – это Среда,близкая для человека; она воспринимается как его собственное продолжение. Она определяет особое, священное отношение к Почве.

Локус – это не пустое, а «заполненное» информацией место. Эта «заполненность» определяет правила поведения индивида в данном локусе. «Переполненность» информацией, диктующей правила жизни в семье, в общине, в стране, может восприниматься и как отсутствие свободы. С этим связано тяготение к «пустым» местам.

Существуют пустые места в буквальном смысле слова. В тайге, в тундре, пустыне отсутствует материализованная цивилизационная информация. Человек хотя и не чувствует себя там как в своем Доме, но зато реально познает свою свободу.

Информационно насыщенные места также могут восприниматься как пустые индивидом, представляющим другой локус. В них индивид чувствует себя свободным от правил своего локуса и в том же время он не порабощен правилами иного. Так реализуется священное
право свободы.

Прогресс технических средств и технологий позволяет осваивать все более широкие ареалы «пустых» мест.

«Пустое» с цивилизационной точки зрения место – это топос, вместилище, пространство для нового цивилизационного строительства.

Выявление специфики топоса имеет все более важное практическое значение. В современных условиях существуют технические средства создания целых городов в незаселенных местах, космических станций и космических поселений.

Образ жизни, который определяется современными технологиями, а не традициями исторически сложивших культур, создает потенциальную возможность принципиально нового цивилизационного выбора.

Абсолютизация позиции какой-то одной цивилизации предполагает рассмотрение иных цивилизационных пространств в качестве «пустых мест» как цивилизационно неполноценных. Соответственно,они «очищаются» от носителей неполноценных цивилизаций различными, в том числе и насильственными, военными, средствами.

В этом контексте становится понятным пристальное внимание теоретиков к различиям между «пустым местом» и «местом наполненным»9. Пустое место лишено или как бы лишено исторической информации. Отношение к месту становится источником культурных
противоречий, последствия которых требуют анализа и всесторонней оценки.

Культурный авангард склонен рассматривать весь мир в качестве «пустого места». Ему противостоят «почвенники», которые защищают локоцентризм.

Культурный авангард формирует номадический тип поведения: это – постоянное кочевничество, смена мест обитания, путешествия.

Сторонники локоцентризма стремятся укреплять корни, обустраивать то место, которое воспринимается как свой Дом.

Локоцентризм и топофилия при всей их взаимоисключающей противоречивости выражают характер бытия в цивилизационном мире, опирающийся на переживание абсолютности. Это переживание находит свое выражение в известных лозунгах: «Родина или смерть!», «Свобода или смерть!» Здесь находит выражение коллективное сознание, общее понимание абсолютности, подтверждающееся готовностью отдать жизнь за Родину или за свободу.

Локоцентризм и топофилия как измерения подлинности бытия могут сочетаться в одной личности.

Вот как выразила это кажущееся парадоксальным сочетание Анна Ахматова в своей Третьей Элегии:

«О как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня.
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду».

Поскольку отдельный индивид, склонный к путешествиям, субъективно соединяет в своем духе обе цивилизационные абсолютности – локоцентризм и топофилию, то их противоречия представляются достаточно невинными.

Однако эти же измерения бытия как массовые явления, как переселение народов, миграция, заполнение условно «пустых» цивилизационных пространств, сопровождаются цивилизационными разломами и конфликтами, порождающими тенденции иррациональности в социальной жизни. Историческими символами этой иррациональности
стали завоевания Атиллы и Чингисхана, арабские завоевания, Крестовые походы и завоевания конкистадоров. Все они сопровождались цивилизационными катастрофами.

Сегодня мы становимся свидетелями нарастающих процессов цивилизационных проникновений и вытеснений. Миллионы людей наблюдают, как происходит эрозия их локусов, которые являются основанием их ценностных ориентаций.

Либеральная идеология, поскольку она объявляется универсальной парадигмой современной цивилизации, сталкивается с фатальной проблемой: как совместить возникающее цивилизационное многообразие в одном локусе. Свой Дом в цивилизационном смысле означает однородность цивилизационной информации, единство правил бытия. Если это единство подвергается внутренней эрозии, то происходит исчезновение и своего Дома.

Этот процесс порождает константное внутреннее напряжение, которое вызывает два вида отклонений от нормального социально-психологического самочувствия: это массовая ностальгия и топофилическая шизофрения.

Речь идет о возникновении ситуации общего социальнопсихологического дискомфорта.
При видимой традиционности проявлений дискомфорта, они обретают новое качество. Ностальгия сегодня – это следствие массовой миграции, мысленное проживание в своем Доме, порождающее глубокое отчуждение от того реального мира, в котором волею
судьбы оказался человек. Это отчуждение объединяет сегодня массы эмигрантов, пытающихся создать культурный суррогат своего Дома. Этот суррогат есть выражение локоцентризма без реальной основы.

Топофилическая шизофрения возникает как социально-психологическое отталкивание от своего реального Дома, который перестает быть комфортным в силу утраты своей нравственной и цивилизационной цельности и однородности. Топофилическая шизофрения – это абстрактная любовь ко всему зарубежному, неотечественному как символу истинной жизни. Это – влюбленность в миф, в собственное субъективное идеальное представление о зарубежности. Иными слова ми – это топофилия без реальной основы.

Нестандартная личность

Размывание нормального социально-психологического самочувствия,соответствующего однородности цивилизационных образований,компенсируется объективным процессом утверждения универсальных принципов информационной культуры и становлением информационного сообщества.

Индивиды, как члены информационного сообщества, следуют общим правилам, независимо от своей цивилизационной специфики. Мы имеем дело со сложным процессом разделения населения современного мира по совершенно новым, информационным признакам.

Нельзя не видеть, что возникает массив аутсайдеров, индивидов,сросшихся с локальной культурной идентичностью. Эволюция информационного общества испытывает этих людей на разрыв. Другой стороной этого процесса является эклектичность цивилизационных
ситуаций, возникающих повсюду в мире. В этой ситуации возникает в качестве массового явления непредсказуемый индивид.

Сегодня приходится констатировать не только появление, но и в известной мере доминирование индивидов с непредсказуемыми личностными свойствами. Это индивиды, сознательно ставящие себя в зоны риска, неопределенности. И естественно, что в сознании всплывают литературные герои, созданные Ф.М. Достоевским. «Происходит что-то совершенно неправильное: человеческое сообщество втягивается в воронку перемен, по всей видимости разрушительную трансформацию»10.

Речь прежде всего идет о разрушении традиционных ценностных ориентаций, о замене подлинных смыслов суррогатами, о готовности человека постоянно играть в «русскую рулетку».

Суррогатом смысла сегодня может стать все что угодно – алкоголь,наркотик, поп-звезда, футбол, случайная группа или отдельный индивид, какое-либо странное занятие типа коллекционирования спичечных коробок, этикеток и т. д. и т. п.

Суррогаты смысла – это вызов традиции и официальной морали.
Скрытая фальшь всех видов отношений обнажается утверждением суррогатов в качестве подлинного смысла.

Суррогаты смысла – это вирусы, которые разрушают духовное здоровье общества. Под их воздействием происходит оживление тотемизма. Эмиль Дюркгейм следующим образом определял тотемизм: тотемизм, подчеркивал он, – это не религия тех или иных животных,
людей или знаков, а религия безличной анонимной силы, которая оказывается в каждом из существ, не смешиваясь, однако, ни с одним из них11. Анонимные силы становятся носителями общей судьбы. Вот почему так остро переживается смена их символов, казалось бы, пустых, незначимых вещей.

Тотемическими символами современного мира могут становиться самые неожиданные явления. Принцесса Диана, например, стала тотемическим символом, что выявилось после ее трагической гибели. Но существует масса локальных и даже личных тотемических символов, с которыми человек связывает действие иррациональных, непостижимых разумом сил, оказывающих определяющее влияние на его судьбу.

Человек знает, что эти силы есть, но он не может их рационально определить. Под воздействием этих сил возникает новый человек,который по-новому трактует истину жизни, выбирает свою жизненную позицию как позицию порога, разделяющего (или соединяющего)
жизнь и смерть. Согласно С. Эриксону, такой тип личности начинает ускоренно формироваться во второй половине XX в., и именно он начинает определять эру, к которой мир в настоящее время движется. Это – эра встречи с «иррациональным», и, согласно Ирвингу Кристолу, XXI век будет по преимуществу историей этой встречи.

И этот переход от эры рационализма к иной эре кажется периодом хаоса, периодом «уже не», но и «еще не», или, если формулировать ситуацию в религиозных терминах, – это период темной ночи души.

Темная ночь души как внутренняя среда самоидентификации проникает в массовую культуру и начинает оказывать воздействие на характер массовых ориентаций. На этой основе формируется групповая иррациональная культура, культура фанатов. Между ценностными ориентациями общества и групповой культурой фанатов возникает
разрыв, который трудно преодолеть идеологической или нравственной проповедью.

Сложность ситуации состоит в том, что любая мононаправленная перспектива в современном мире воспринимается как не соответствующая сложности жизни. Соединение универсальной информационной Галактики с плюралистическим в своей сущности конгломератом локусов как бы изменяет саму природу исторической перспективы: она предстает как глобальный разрыв, как интенсификация жизни в локусах и вместе с тем как усиление топоэкспансии.

Коль скоро общество сохраняет инерцию лишь традиционных ориентаций, возникают тотальные деструктивные тенденции, массовые формы иррационального поведения. Близким для нас примером такого поведения стала Чечня. Если осуществляется разрыв с локальными ориентациями, то это воспринимается как измена, предательство, отречение от Отечества. Образование массы свободных от локальных пристрастий индивидов становится предпосылкой формирования новых космополитических элит, с новой ментальностью, которая воспринимается далеко не однозначно. Этим элитам противостоят местные, локальные элиты, представители которых нередко являются лидерами воинственных массовых движений. Мы наблюдаем все нарастающий подъем этнических волн, обостренное восприятие проблемы идентичности, рост иррациональных движений.
Вместе с тем возникает осознание цивилизационной угрозы. Это,в свою очередь, порождает различные, порой экстравагантные, проекты ее ликвидации.

В этом контексте представляется весьма симптоматичной концепция глобального мозга.

Концепция Глобального Мозга

Возможность возникновения Глобального Мозга связывается с результатом быстро растущих во всем мире компьютерных сетей, таких как Интернет. Под Глобальным Мозгом понимается самоорганизующая ся система производства информации, в которой коллективная деятельность индивидов и моделей, работающих в системе, создает более
высокий уровень производства информации по сравнению с возможностями, доступными отдельным индивидам12.

Проводя аналогию с биологическим мозгом, исследователи полагают, что Глобальный Мозг становится реальностью, когда он приближается к сети, объединяющей через коммуникационные связи примерно 10 млрд. автономных единиц. Это соответствует количеству нервных клеток головного мозга. Поскольку население Земли достигает 5,7 млрд. человек, то можно сказать, что необходимый уровень организации будет скоро достигнут. Глобальный Мозг с этой точки зрения есть сеть взаимосвязанных человеческих существ и компьютеров, обеспечивающая высокий уровень производства информации.

Локальные (институциональные) и глобальные информационные связи, клеточные объединения, региональная специализация для выполнения различных функций, использование разных способов производства и передачи информации, синхронизация видов информации для восприятия комплексных объектов, ассоциативные связи и
даже воображение, позволяющее не только моделировать явления, но
и создавать новые реальности, – все это свидетельствует о наличии определенной аналогии Глобального Мозга с мозгом биологическим. Соответственно, ожидается, что Глобальный Мозг проявит тенденции эволюции, сходные с эволюцией биологического мозга, ко все более и более высоким уровням информационных возможностей. При этом
отмечается, что взаимосвязанные информационные структуры Соединенных Штатов и Европы потенциально образуют два полушария Глобального Мозга.

Всякие аналогии, конечно, рискованны, и, видимо, аналогия Глобального Мозга с мозгом биологическим также содержит в себе возможность неадекватных заключений. Особенно трудно дать позитивный ответ на такой, например, вопрос, как: могут ли возникнуть реальные формы глобального самосознания или сознания, подобно тому как возникает самосознание и сознание в биологических системах, мозг которых достиг определенного уровня сложности?

Проблема здесь состоит в том, что если мы отождествляем Глобальный Мозг с информационной сетью или информационными сетями, то такое отождествление дает лишь ограниченный результат: мы получаем растущий объем информации, доступной все более широким массам потребителей. Но мы еще не получаем глобального самосозна
ния, которое могло бы стать стержнем универсальной культуры, создающей предпосылки соединения различных цивилизаций в определенную мировую духовную общность.

Авторитарность правил жизни социума и смысл судьбы

Формирование всемирной истории, возникающей как результат взаимодействия народов и цивилизаций, резко обострило проблему освоения универсальных правил жизни. Они либо ведут к всеобщей войне, либо открывают путь к всеобщему миру. В первом случае частные интересы воспринимаются как приоритет, лейтмотив поведения. Во втором – частные интересы должны подчиняться универсальным принципам. Но это возможно лишь в том случае, если эти принципы получат в самосознании статус абсолютного авторитета.

Проблема придания принципам абсолютного авторитета возникает вместе с осмысленным формированием социума. Социум нормально функционирует на основе принципов, которые могут вступать и,как правило, вступают в противоречие с естественными устремления
ми индивидов.

Это противоречие и разрешается посредством авторитета, т. е. установлением духовной власти субъекта, стоящей выше любого индивидуального переживания подлинности. Утверждение такого авторитета имеет эзотерический характер, поскольку исходящие от него информационные сигналы должны оказывать свое воздействие вопреки естественным склонностям и здравому смыслу индивида. Освоение правил социальной жизни в этом контексте означает признание и переведение в сознание индивида абсолютного авторитета социального требования как требования сверхъестественного.

«Противоестественность» общих правил образует норму в системе цивилизационных отношений. Но эта норма возникает весьма специфическим образом. Общий механизм рождения цивилизационной нормы наглядно представлен в Библии в виде послания Бога
Аврааму.

Это послание и реакция на него Авраама – своего рода парадигма неограниченного информационного воздействия абсолютного авторитета на поведение человека. Авраам, будучи 99 лет от роду, был избран Богом. Бог явился к нему и сказал, что тот будет отцом множества народов. Происходит чудо. У Авраама, несмотря на его столетний возраст, рождается от жены Сарры сын, нареченный Исааком.

Наступает день, когда Бог говорит Аврааму: возьми сына твоего,единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе (Бытие, 22).

Что может быть более страшным, чем требование к отцу принести в жертву своего любимого сына? Но именно в этой странности заключается важная социальная истина: абсолютное в цивилизационном контексте для «отца народов» имеет приоритет над абсолютным индивидуальным.

От того, что утверждает традиция в качестве абсолютного в цивилизационном контексте, зависит судьба цивилизации.

Через поведение «отца народов» масса усваивает цивилизационную истину. Здесь мы имеем дело с неоднозначностью истины самой по себе: абсурдное требование должно быть выполнено; оно может быть отменено только волей Бога. Социальное требование специально носит характер очевидного абсурда. Но тем самым утверждается безусловность социального.

Абсолютное индивидуальное и абсолютное социальное истинны сами по себе. Их приоритет зависит от выбора. Природа абсолютного такова, что оно не имеет иерархии. Все виды абсолютного равны принципиально. Это не значит, что человек не делает свой выбор. Он вынужден делать выбор. Но, делая выбор, он каждый раз берет на себя вину за покушение на абсолютность индивидуального или социального.

Все цивилизации делают свой специфический выбор приоритетов.

Это определяет их специфику. Если иметь в виду специфику России,то ее цивилизационный выбор отличается сложностью, загадочностью. Существовало немало попыток рационально истолковать эту загадочность или выразить ее языком художественных произведений.

Зинаида Гиппиус отмечала, в частности, способность Алексея Михайловича Ремизова проникать в глубины русского духа. Сложное становление русской души в истории породило «неразнимчатую сплетенность» язычества, христианства, сказки, порыва к правде; это ее
смех и горе, ее хитрость, слабость и сила13. И все же стержнем русской души следует считать порыв к правде.

Образ «Правды» – это единство адекватного понимания реальности и высокой нравственности. Это – российский шифр трансценденции.

В западной ментальности очевидное сходство с образом «Правды» имеет культ Разума, который стал духовной предпосылкой Французской революции 1789 г. Из культа Разума логически следовал лозунг Свободы, Равенства и Братства, имевший универсальный нравственный смысл.

Запад, однако, отказался от культа Разума. Его место занял национальный рассудок. Это серьезное духовное изменение воспринималось славянофилами как торжество бездуховности. Образ Правды – это выражение сложившейся в России ценностной интенциональности, определяющей отношение к окружающему миру. Это отношение проявилось уже в споре славянофилов и западников.

Славянофилы делали акцент на особой духовности России, ее исключительности; западники отвергали эту особую духовность, отстаивали европейские ценности, приоритет здравого смысла и расчета, принципов реалистической ментальности. Очевидно, что этот
аспект спора славянофилов и западников сохраняет актуальный смысл и сегодня.

Попытки понять смысл этого спора путем прояснения того, кто больше любит демократию, мало что дают. Спор западников и славянофилов затрагивает более фундаментальную проблему – проблему судьбы цивилизации.

Духовные предпочтения – это знак судьбы, и в этом смысле сам спор выходит за рамки его научного понимания в традиционном смысле этого слова.

Если научное знание увязывается лишь с тем прекрасным новым миром, где все рассчитано и все расписано наперед, то расшифровка судьбы не может относиться к системе такого знания. Между тем
для гуманитарного знания истолкование смысла судьбы имеет принципиальное значение.

Как же расшифровывается смысл судьбы, если эта расшифровка является гуманитарным знанием, а не мистическим прозрением?
Расшифровка смысла судьбы оказывается возможной лишь в случае правильного понимания массовых предпочтений. В этом и определенность и неопределенность судьбы, поскольку человек может влиять на нее в каких-то пределах.

Поскольку судьба цивилизации в конечном счете зависит от того, как будут вести себя, действовать массы индивидов, «большие группы» людей, то следует выявить основание смысловых опор их жизни, в которых наличествуют общие моменты. Таким основанием является гармония, обеспечивающая непрерывность родового бытия.

В сущности, речь идет о приведении «духа» цивилизации в соответствие с возможностями феноменального мира. Всякое расхождение здесь содержит потенциал цивилизационной катастрофы.

Истинные проекции духа – это свобода как свобода поиска механизмов гармонии, найденные константы жизни и признанные абсолютные ценности. Они образуют вершины треугольника, естественное соединение которых и дает внутреннюю гармонию. Она не выводится из естественно-научных знаний, сколь обширными они бы ни были. Гармония, как видение основания равновесия в каждый новый момент времени, возникает в результате соединения абсолютности смысла здесь и теперь со свободой. Находясь в пространстве и времени жизни, человек, в соответствии с направлением своей свободной воли, придает ей объективно различный смысл. Объективность смысла зависит от того, какая опора жизни играет в ней направляющую, ведущую роль. Если ведущую роль играет свобода и треугольник жизни ставится на ее вершину, то вся жизнь обретает дисгармоничный, неустойчивый характер, превращается в лишенный смысла эмпирический перебор субъективных самореализаций. Если же ведущую роль играют выявленные абсолютные ценности и формирование связанного с ними своего мира, то тогда свобода обретает в качестве опор константный вектор как код внутренней гармонии. Смысл здесь
и есть код гармонии.

В структурах духовной жизни современного человека идет процесс формирования многообразных, противоречивых приоритетов и образцов бытия. Движение человека к миру, наполненному общим смыслом, есть начало изменения хаотической и катастрофической проекции. Но это начало может найти свою реализацию, если она получит практическое воплощение в формах массового поведения. А это возможно лишь в случае принятия системы табу, жестко ограничивающей произвольные деструктивные формы массового поведения.

Система табу – это не только система запретов, но и система постоянного воспоминания о глубинном смысле. Глубинный смысл может быть потерян за плюрализмом, бесконечным многообразием мелких ситуационных смыслов.

Воспоминание может носить характер тревоги за сохранность подлинности бытия. Неопределенность подлинности ведет к ее отождествлению с трансценденцией. Поскольку рациональное постижение трансценденции невозможно, то и судьба представляется явлением иррациональным: она либо рассматривается как рок, как фатум, либо сводится к действию случая.

Действие судьбы как реального фактора жизни кажется очевидным, когда весьма вероятное оказывается несостоявшимся, а казавшееся нереальным становится действительностью.
Здесь и встает принципиальная гносеологическая проблема – проблема несоответствия факта чуда законам логики. 

По законам логики достаточное основание превращает возможность в действительность всегда. Если это не происходит, то вступает в силу представление о чуде, о сверхъестественном.

Там, где позитивистская ментальность вынуждена молчать или апеллировать к чуду, гуманитарное знание стремится к пониманию истоков противоречия между видимым достаточным основанием и действительным ходом событий, складывающихся вопреки достаточным основаниям.

Гениально это выразил А.С. Пушкин в драме «Борис Годунов».

Царь Борис достиг высшей власти, царствует спокойно шестой год.
Казалось бы, его разумом и волей созданы все необходимые условия (достаточные основания) счастливой и спокойной жизни. Но он предчувствует «небесный гром и горе». Так оно и происходит. Бог наслал на землю голод, «народ завыл, в мученьях погибая». Царь отворил для народа житницы и стал раздавать злато, но люди его, беснуясь, проклинали.
Царь мнил осчастливить свою дочь браком, однако смерть, как буря, уносит жениха. В смерти жениха народ обвиняет царя Бориса:

«Кто ни умрет, я всех убийца тайный», – говорит с горечью Борис.
Гений А.С. Пушкина схватывает реальность судьбы как определяющего фактора жизни в неустойчивом, критическом состоянии общественной системы. В неустойчивой системе единственной опорой оказывается лишь чистая совесть: как говорит поэт, ничто не может нас успокоить среди мирских печалей, «ничто, едина разве совесть». В неустойчивой системе – Судьба вырастает из совести. Если в совести завелось хоть единое пятно, тогда – беда, как язвой моровой душа сгорит. И рад бежать, да некуда. Поскольку социальная система находится в неустойчивом критическом состоянии, на ее динамику могут оказывать воздействие казалось бы «нереальные», субъективные информационные воздействия. Таким воздействием, в частности, оказалась информация об убийстве царем Борисом царевича Димитрия. Эта информация изменила не только судьбу семьи царя Бориса, но и
судьбу российского государства.

Совесть как судьба может рассматриваться как кармический фактор. Нарушение принципа справедливости закладывает потенциал возмездия, который рано или поздно должен сработать. Судьба здесь формируется позицией и действиями самого человека.

Другой фактор судьбы – это удачное совпадение событий. В общественном сознании удачное совпадение событий связывается с явлением определенных личностей. В России, например, эта связь определяла отношение народа к представителям тех или иных династий.

В России соперничали несколько династий, члены которых были великими князьями. Это – Ольговичи, потомки вещего Олега, потомки Владимира Мономаха, потомки Рюрика. Династии, с правлением представителей которых совпадали этапы подъема российского государства, получали в российском самосознании особый статус. Здесь определялось, какими сверхъестественными силами и на чью сторону склонялось историческое счастье.
Как казалось, эта проблема должна быть снята в ситуации возникновения точной общественной науки, основанной на знании законов исторического развития.

Однако исторический опыт ХХ в. убедительно показал, что уверенность в знании социальных законов не позволила предсказывать судьбы политических вождей. Они оказались во многом неожиданными.

Неожиданными оказались и судьбы политических систем.

Социальная наука, таким образом, не смогла полностью элиминировать то пространство, на котором продолжают произрастать эзотерические представления.

Вместе с тем эзотеризм стал обретать отличный от традиционного смысл. Он уже не сводится к оккультным, астрологическим, магическим представлениям. Он, скорее, начинает соответствовать своему понятию. В этом своем содержании он становится предметом гуманитарного знания.

Эзотерический (от греческого esöterikos) означает внутренний, предназначенный только для посвященных.

Если мы понимаем эзотерическое как предназначенное только для внутреннего пользования посвященных, то тогда оказывается, что эзотеризм – это основание и семейной и социальной жизни.

В семейных отношениях существуют знания, предназначенные только для двоих, для мужа и жены. Если элиминировать этот эзотеризм, то тогда семейные отношения превращаются в свой антипод,в проституцию.

Не менее значим и государственный эзотеризм. Он охватывает действия правоохранительных органов, служб безопасности, внешней разведки. Попытки настаивать на деструкции этого эзотеризма, исходя из доктрины всеобщей и абсолютной гласности, поставили эти службы на грань полного провала.

Методология гуманитарного знания оказалась необходимой и для раскрытия тайны подлинности исторического бытия.

В ХХ в. социальная наука стала оценивать подлинность исторического бытия с точки зрения расшифровки конечной цели истории.

Исторический материализм лежал в основе научного предсказания о неизбежности коммунистической финальной стадии мировой истории. Рыночная концепция лежит в основе представления о конце истории как всемирной диктатуре либеральной демократии.
И в том и в другом случае отклонение человека и человечества от пути, ведущего к конечной цели, рассматривается как отклонение от нормы, как ненормальность. Критерий нормы – это человек, знающий тайну конечной цели исторического бытия. В соответствии с этой
нормой можно формировать и соответствующую информационную иерархию. Поведение человека в этом случае определяется этой иерархией и разительно отличается от поведения человека, не признающего эту иерархию.

Коль скоро раскрытие тайны конечной цели истории оборачивается иллюзией, то резко меняются и информационные ориентации.

Человек оказывается перед многообразием внешних целей, как объективностей, возникающих здесь и теперь.

Стремление овладевать объективностями меняет природу человека. Возникает личность таранного типа. Такого человека можно считать экзосферической личностью. Она часто характеризуется успешной внешней карьерой. Вместе с тем, если такая личность оказывается неспособной остановиться на чем-то одном, то она неизбежно сталкивается с дурной бесконечностью целей. Осознание невозможности овладения этой дурной бесконечностью приводит к крушению личности, психологическому кризису, а то и суициду.
Эзотерическая ориентация становится в этой ситуации формой спасения личности от суицида.

Личность эзотерическая через рефлексию, внутреннюю сосредоточенность ищет абсолютное, как основные подлинности жизни. Если поиск затягивается, то происходит крушение не только карьеры, но и всей личной жизни человека.

К эзотерическим механизмам постижения абсолютного обычно прибегают в ситуациях социального и духовного кризиса. Но подчас ими прикрывают ловкие приемы обмана и массового внушения.

Одно время казалось, что просвещение, ставшее государственной идеологией, раз и навсегда изгнало эзотеризм из всех сфер общественной жизни. Однако выгнанный в дверь, он странным образом влетает в окно.

Сегодня мы можем повсюду столкнуться с личностями, для которых характерно некое странное сочетание внешней радикальной научности и внутренней эзотерической религиозности.

Эзотерическая религиозность часто мотивируется личным опытом, интуитивным восприятием наличия в универсуме намерения,которое толкуется как определенный порядок сложения видимых случайностей.

Поскольку это намерение не расшифровывается научно, то оно постигается поэтическими средствами. Как сказал Карлос Кастанеда о способности поэта постигать эти силы, «интуитивно он знает с большой уверенностью, что есть какой-то внушающий благоговение
своей простотой невыразимый фактор и что именно он определяет нашу судьбу»14.

Проблема наличия намерения в универсуме остается одной из самых сложных. Современная философия стремится найти ее решение,опираясь на антропный принцип.
Не менее важной представляется и расшифровка возможности намерения в эволюции цивилизаций. Если цивилизация имеет свой код, то тогда намерение заложено в этом коде.
Попытку расшифровать намерение в цивилизационной эволюции предпринял Валериан Николаевич Муравьев (1884–1932) в своей работе «Овладение временем как основная задача организации труда»,относящейся к 1924 г. Он отмечал в качестве основной задачи культуры непосредственную передачу из поколения в поколение информации. Если генетика – это область создания жизни, то культура – отрасль создания жизни цивилизации. Динамика культуры содержит в себе немало загадок. Она чем-то напоминает серию Больших взрывов, когда из ничтожного по своим размерам шарика возникает вся
наша Вселенная. В истории из слова рождаются целые цивилизации, овеществленные миры.

Расшифровка намерения в цивилизационной эволюции может быть поставлена на эмпирическую почву, если мы поймем, как намерение одной личности превращается в коллективную волю.

Мы начинаем подходить к разгадке этих задач, когда нам удается расшифровать процесс превращения обычных явлений и обычных людей в символы, обретающие абсолютный характер. Мы, например,начинаем понимать механизмы влияния Сталина и Гитлера, когда
раскрываем процесс их превращения в массовом сознании в символы подъема и побед государства, нации, их величия в современной истории.

Через это превращение отдельный индивид становится демиургом социальной реальности, обретает магическую силу влияния: слово, одно только слово такого человека определяет судьбы целых народов.

Вместе с тем становится понятным, почему социальные законы не действуют фатально, как это происходит в природе.

Через символ и магическую силу влияния действие случая может стать решающим в формировании исторического события.

Мы считаем ХХ век веком науки. И это вполне оправданно. Но именно в ХХ в. все более широкие массы людей начинают открыто или тайно обращаться к астрологическим знаниям, хиромантии, магии,колдовству для решения своих проблем, жизненных задач. Аналогичным образом создание разного рода закрытых, тайных обществ нередко рассматривается как путь к самореализации индивидов, к обеспечению смысла их жизни.

Как оказывается, распространение научных знаний вообще не решает проблему видения человеком мира в целом. О мире в целом наряду с научными знаниями могут уживаться самые фантастические представления.

В этой ситуации и встает проблема воздействия на массовое поведение с помощью специфических механизмов метаобразования в культурологическом контексте.