6. Заключение

Исторический опыт жизни цивилизаций приводит к смене их доминирующих духовных парадигм. Западная цивилизация пережила целый ряд глубоких духовных изменений. С рождением христианства сформировалась экуменическая ориентация на образ жизни идеального субъекта, человека как Бога, дающего универсальный пример для всех жаждущих спасения. Жизнь отдельного идеального субъекта, таким образом, обретает смысл священной истории.

Эпоха Просвещения формирует цивилизационную парадигму, возникающую на основе признания безусловной истины универсалий разума – равенства и свободы.

Обнаружение взаимоисключающего в практике жизни смысла этих универсалий поставило фундаментальный вопрос о приоритете: что должно иметь цивилизационный приоритет – равенство над свободой или свобода над равенством?

Распад Советского Союза и социалистического содружества, казалось бы, дал окончательный ответ на этот вопрос. Свобода одержала победу над равенством. Однако победа свободы над равенством оборачивается ее моральным поражением. Гегемония свободы открыла возможности агрессивной международной политики, реализации
потенций имперского комплекса, эрозии системы международной безопасности, использования несанкционированных международным сообществом ракетных и бомбовых ударов, военных вторжений, механизмов оккупации суверенных государств. Вместе с тем абсолютизация принципа свободы стала почвой для распространения криминала, коррупции, утверждения безнравственности во всех сферах жизни, деградации культуры.

В связи с этим встает вопрос: является ли эмпирическая реальность «победы» свободы над равенством окончательным и безусловным критерием истинности или неистинности универсальных принципов?

Очевидно, что универсальные принципы не распадаются вместе с распадом эмпирической реальности, которая считалась их воплощением. Они продолжают свою жизнь в виртуальной реальности, сохраняя свою концептуальную универсальность. И в этом смысле как принцип свободы, так и принцип равенства оказываются в одинаковом положении: либо они оба истинны, либо они оба ложны. Третьего не дано.

Если признается неадекватность универсалий Разума в контексте реалий исторической жизни, то встает другой вопрос: на чем может быть основана новая парадигма истины цивилизационного бытия?Какие возможности в этом отношении открывает информационное общество?

Как представляется, информационное общество, поскольку исходным началом для него становится информация, «освобождается» от утопизма универсалий. Оно обращено к конкретности ситуаций и опирается на конкретность информации при принятии решений.

И эта обращенность открывает новые возможности жизни по истине.
Информация как явление конкретной рациональности и практической ориентированности свободна от идеологического контекста.

И в этом смысле она «всеядна». Универсальность здесь совпадает с «всеядностью». А это значит, что критерии истины меняются радикальным образом. Информация истинна как реальный феномен, как событие. Феномены информации различаются по характеру и степени их влияния на поведение людей. А это значит, что информацию можно оценивать по шкале степени ее влияния на реальный ход событий.

Соответственно межцивилизационные отношения могут переводиться в информационную плоскость, а духовная сила цивилизации оцениваться по степени ее информационного воздействия на события в современном мире.

Информационная реальность превращается в «заместителя» подлинной реальности. Более того, подлинность начинает восприниматься как атрибут информационной реальности. Тем самым создаются предпосылки для применения математического и естественно-научного объективизма для анализа и прогнозирования цивилизационных процессов. В этом анализе сущность субъекта как исходного принципа гуманитарного знания может быть элиминирована, сведена на нет.

Эта тенденция выводит анализ духовной жизни общества за рамки критериев гуманитарного знания. Информационный занавес отделяет сознание человека от сущности субъект-объектной цивилизационной реальности. Естественный энтузиазм, рожденный небывалым информационным прогрессом, породил и свои иллюзии, и своих кумиров. Кумиром теперь стал неодушевленный механизм – компьютер, который играет роль дружественного источника знания и средства решения жизненно важных проблем. Информационные принципы, принятые в математических и естественных науках, стали экстраполироваться на всю систему научного знания.

Это можно воспринимать как информационный реванш за известную деструктивную диктатуру диамата как гуманитарного знания в отношении таких наук, как генетика, физика и химия. Но какую реальную угрозу несет с собой вытеснение принципов гуманитарного
знания? И можно ли говорить о такой угрозе в условиях бурного информационного прогресса?

Эта угроза не лежит на поверхности. Ее выявление требует теоретического анализа взаимодействия гуманитарного знания и информации. В итоге этого анализа выявляется тенденция поглощения информацией всей сферы гуманитарного знания. А это означает «сужение» двух ключевых сфер – сферы открытия и сферы понимания, исчезновение основного истока поступления нового знания и своеобразное «испарение» возможностей формирования кодов соответствия.

Вся ситуация гуманитарного знания схлопывается в пределах отношения цели и средства, обретая сугубо практический смысл.

Вместе с тем резко сокращаются возможности продуктивного межцивилизационного диалога.

Происходящий духовный сдвиг оказывает заметное воздействие на механизмы принятия решений. Поскольку информация становится единственным основанием принятия социальных решений, то информационный механизм предполагает разделение всей информации на «открытую» и «закрытую».

Открытая информация, информация «для всех» определяет характер массового поведения. Закрытая информация, информация для руководящих структур в экономике и для правящей элиты в политике определяет скрытый механизм, мотивы принятия решений на «высшем уровне». В цивилизационном контексте такой подход порождает феномен «случайности знания» как специфической закономерности жизни информационного общества. Коль скоро сохраняется непроясненность этой гносеологической проблемы, сохраняется и тенденция нарастания массовой «случайности знания» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Эти последствия в конечном итоге равносильны цивилизационному коллапсу.

Возникновение феномена «случайности знания» связано с эрозией видения цивилизационного целого как исходного принципа оценки явлений жизни в качестве «добра» и «зла». Размывание границ «добра» и «зла» и делает знание «случайным».
Непроясненность гносеологических проблем – это мина замедленного действия. В условиях обострения социальных проблем эта мина взрывается и происходит возрождение идеологического противоборства. И критерием здесь становится не истина, а практический успех на всех возникающих «фронтах» общественной жизни. Цивилизационный диалог, цель которого – достижение истины, превращается в общую свалку. Именно в этой ситуации происходит смешение всех понятий.

Все это, взятое в совокупности, можно определить как эффективно действующий механизм дискредитации демократии.

Демократия без профессионально развитой системы гуманитарного знания, двигающаяся эмпирическим путем, на ощупь, нередко рассчитывает на случайную удачу, которую может принести либо благоприятное стечение обстоятельств, обеспечивающих перевес в мировом балансе сил, либо благоприятная для данной страны рыночная конъюнктура. Использование этих благоприятных обстоятельств представляется как доказательство эффективности демократии, как панацея для решения социальных и цивилизационных проблем и формирования социального согласия, «консенсуса» в обществе.

В действительности же в ключевые условия цивилизационной стабильности помимо экономических и политических ее составляющих, входит и философская, культурологическая ее составляющая. Она предполагает сохранение озабоченности в отношении «необычных» угроз. Для правильного понимания этих «необычных» угроз приходится обращаться к духовному опыту тысячелетий.

Историческая опора, которая создается вековыми итогами движения философии, представленной текстами великих мыслителей, это – составная часть универсальной истины информационного общества. Рождение культуры происходит в исторической среде, которая присваивается каждым новым поколением, поднимающимся на очередную ступень лестницы духовного восхождения. Без этого духовное движение превращается в маршировку общества на одном и том же месте.

Историческое – это не чужое, а наше, о чем в свое время столь ясно говорил Франческо Петрарка: «Как я могу назвать что-то чужим, пусть оно и придумано другими, когда тот же Сенека буквально пересказывает суждения Эпикура, что все хорошо сказанное кем бы то ни было – не чужое, а наше?»28.

Наша философская мудрость может опираться на более широкий и более глубокий массив исторического знания. На основе этого знания возможна нейтрализация негативных следствий феномена «случайного знания» путем выявления сущности открытия как источника получения нового знания; определения знания как совокупности доказанных устойчивых представлений, образующих корпус научного пространства; истолкования информации как знания, обретающего форму, пригодную для практической обработки и связанную с соответствующими материальными носителями; расшифровки понимания как открытия кодов цивилизационного соответствия на основе определения пути постижения сущности исходных первоначал. Таким образом, гносеологическую истину информационного общества образует соответствующее содержание Троицы. Это – открытие как новое знание; информация как знание, обработанное для практических целей; понимание как определение пути постижения первоначала и нахождения кодов соответствия для соединения различного в гармоничное целое.

Вначале было Слово. Расшифровка этого евангелического представления вполне реальна. Слово совпадает с кодами соответствия,которые формируют цивилизационную реальность как устойчивую структуру, сохраняющую себя в истории.

Сила такого слова заключена в соединении знания, достигнутого в прошлом, с настоящим и создании таким образом надежной опоры для целенаправленного прояснения неопределенности будущего.

Примечания
1 Ленин В.И. Избранные произведения. М., 1968. Т. 2. С. 303.
2 Ленин В.И. Избранные произведения. М., 1968. Т. 2. С. 308–309.
3 Там же. С. 308.
4 Советский энциклопедический словарь. М., 1990. С. 960.
5 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1979. Т. 2. С. 732.
6 Webster's new school and office dictionary. N.Y., 1974. P. 611.
7 Мф., 7: 12.
8 Иак., 1: 25.
9 Эстетика немецких романтиков. СПб., 2006. С. 312–313.
10 Эстетика немецких романтиков. СПб., 2006. С. 379.
11 Гирц К. Как мы сегодня думаем: К этнографии современной мысли // Культурология. М., 2005. № 1 (32). С. 180–181.
12 Там же. С. 182.
13 Там же. С. 186.
14 Malik Sh. Information and knowledge // Theory, culture a. society. L., 2005. Vol. 22. N 1.P. 29.
15 Мф., 19:30.
16 Эпигенез учение о постепенном новообразовании органов и частей зародыша из бесструктурной субстанции оплодотворенного яйца.
17 Щукин В. Российский гений просвещения. М.: РОССПЭН, 2007. С. 169.
18 Gadamer H.G. Artworks in word and image // Theory, culture a. society. L., 2006. Vol. 23.N 1. P. 57–83.
19 Dretske F. Knowledge and the flow of information. Oxford, 1981.
20 Gadamer H.G. Language and understanding (1970) // Theory, culture a. society. L., 2006.Vol. 23. N 1. P. 13–27.
21 Там же. С. 13.
22 Gadamer H.G. Classical and philosophical hermeneutics // Theory, culture a. society. L.,2006. Vol. 23. N 1. P. 29–56.
23 Gadamer H.G. Classical and philosophical hermeneutics // Theory, culture a. society. L.,2006. Vol. 23. N 1. P. 43.
24 Кузнецов А.М., Бурдин Л.С., Солнцева Н.В. Юрислингвистика: (язык и право). М.:ИНИОН РАН, 2006. С. 16.
25 Gadamer H.G. Classical and philosophical hermeneutics // Theory, culture a. society. L.,2006. Vol. 23. N 1. P. 53.
26 Virilio P. Unknown quantity. L., 2003.
27 Virilio P. Unknown quantity. L., 2003. P. 7.
28 Петрарка Ф. Книга о делах повседневных: 18-е послание Фоме из Мессины об изобретении и таланте // Антология мировой философии. Минск; М., 2001. С. 12.