Становление информационной Галактики де-факто соединяет информационную культуру с кодами локальных цивилизаций, несущих в себе различные религиозные конфессии.

Идея соединения различных конфессий в единое целое, а вместе с тем и объединение церквей, высказывавшаяся на переломе XIX и ХХ вв., сегодня обретает новый смысл в контексте современного цивилизационного процесса. Традиционные религии так или иначе определяли конечную цель мира. Такое определение позволяло фиксировать действительную значимость событий жизни не с относительных, а с абсолютных позиций, которые уравнивали всех. Это предполагало наличие Универсального Субъекта, который как бы был и в то же время которого никто не видел.

В современной цивилизационной эволюции реально возникает универсальный субъект – носитель универсальной энтелехии.

Исторически формировались различные цивилизации, носители различных энтелехий. Сегодня они оказываются в странном отношении друг к другу: их сущность определяется их спецификой; и вместе с тем они проникают друг в друга, меняя собственную природу, а
стало быть, и исчезая в каком-то эклектичном образовании, выявляя и свою несовместимость и свою общность. Несовместимость определяется исторической и идеологической традициями; общность – необходимостью позитивной самореализации в условиях «тесного» бытия. «Тесное» бытие и выталкивает на поверхность межцивилизационного взаимодействия носителей универсальной энтелехии. Это – не конкретный исторически сложившийся субъект, как носитель принципов сложившейся цивилизации, а нечто иное.

Цивилизационная проблема здесь состоит в определении возможности объяснения этим новым межцивилизационным взаимодействием абсолютного смысла. Что несет это взаимодействие для реальных этносов, носителей кодов локальных цивилизаций? Может ли
абсолютность смысла быть вытеснена массированным информационным
внушением, обеспечивающим необходимую глобальную синхронность послушания?

Следует четко различать использование информационных средств для прокладывания путей глобального господства, установления еще одного нового мирового порядка и формирование реального носителя универсальной энтелехии.

Реальный носитель универсальной энтелехии формируется через восприятие новой глобальной возможности как гамлетовской альтернативы: быть или не быть!

Носители универсальной энтелехии воспринимают ее как часть своего духовного бытия. В образе своей жизни они частично универсальны, а частично локальны. Нельзя говорить о сложившемся в чистом виде универсальном субъекте современной глобальной цивилизации. Но неверно думать, что его нет вообще. Он существует как потенциальная реальность.

Здесь мы подходим к одной из самых сложных проблем – проблеме виртуального универсального субъекта и виртуальной универсальной цивилизации: их как бы нет и в то же время они есть, составляя новое виртуальное целое.

Виртуальный субъект – это мысль-действие, формирующее определенную цивилизационную объективность; это – процесс ее становления. В становлении без субъекта мысли-действия нет и объекта, как результата мысли-действия.

Процесс становления формирует и качества субъекта и качества объекта, которые корреспондируют друг с другом.

Когда мы анализируем общие цели, отразившие исторические возможности, получившие свою реализацию, то каждый раз фиксируем и своеобразие субъекта, воплотившего историческую возможность в действительность.

Так, например, крестовые походы, «подвиги» конкистадоров и орденов, экуменическая деятельность католической церкви были обусловлены и определенной этикой, ориентированной на «святость», и рождением больших групп людей, принявших эту ориентацию в качестве высшей цели жизни.

Когда в качестве высшей ценности было признано реальное знание, просвещение, то родилась и ориентация на прогресс, на производство все большего количества предметов потребления, нарастаюее использование энергетических и сырьевых ресурсов.

Соответственно доминирующей стала психология завоевания места за пиршеским
столом жизни. Возник и новый тип индивидуальной этики, основанной на разумном эгоизме.
Когда в условиях возросших возможностей индустриального прогресса в качестве высшей цели стало признаваться создание общества социальной справедливости, то возникает и соответствующая революционная мораль, ориентирующаяся на реализацию конечной
цели истории.

Когда законы естественного отбора стали переноситься на общественную жизнь, то возникла и ориентация на установление мирового господства высшей расы, что порождает и глобальную агрессию, и создание фабрик смерти для устранения из жизни «неполноценных» рас.

В каждом случае частный субъект определяет себя в качестве универсального, диктующего миру свои законы жизни. С этим связана сегодня возможность цивилизационных столкновений, ставящих человеческий род в целом на грань исчезновения.

Когда предлагают в качестве средства предотвращения цивилизационных столкновений принять власть мирового жандарма, то по сути дела имеют в виду распространить правила жизни какой-то одной цивилизации на весь мир. А это и есть прямой путь к взрыву цивилизационных столкновений. Решение проблемы предотвращения цивилизационных столкновений органически связано с определением универсальной энтелехии, признаваемой народами мира. Однако выявление такой энтелехии требует преодоления позитивистского предрассудка.

Специфическая черта цивилизации ХХ в. – это бурное развитие и скачкообразное изменение технических оснований социальной жизни. Радио, телефон, автомобиль, самолет, телевизор, компьютер приводят к изменениям в традиционных формах общения и жизни. Возникает устойчивое представление, будто все социальные проблемы имеют технический характер и могут быть решены техническими средствами.

На этой почве происходит отождествление цивилизационного прогресса с индустриальной и технической экспансией. Соответственно и свобода рассматривается как возможность рациональных технических решений. Все они относительны, в них нет абсолютного смысла. Если технически с помощью военных средств вы можете подавить волю потенциального противника, то это следует сделать. В этой логике отсутствует духовный аспект. Он полагается иллюзорным в реальной политике и не соответствующим позитивистской ментальности.

С точки зрения позитивистской философии и ее крайних выражений, таких как бихевиоризм, к реальности мы можем относить лишь физические явления.

Человек с этой точки зрения в своей реальной сущности является телом, перемещающимся в пространстве и издающим звуки, моментом общих естественных причинно-следственных связей, звеном в цепи бесконечных внешних взаимодействий. Все, что находится за
пределами этой реальности, – эфемерно, иллюзорно, обманчивая видимость.

Из процесса материализации открытий и изобретений, из хаотичных взаимодействий индивидов не может возникнуть рисунок новой цивилизации. Этот процесс будет вести к эрозии космоса жизни.

В этом заключается реальное основание возникновения проблемы универсальной энтелехии. Соответственно, необходимо видеть и возможности и границы информационного прогресса.

Информационный прогресс сам по себе не может формировать космос жизни, ее стабильный порядок. Цивилизационный порядок возникает на определенной духовной основе. Между тем представление о самодостаточности расширения знания о фактах ведет к истолкованию духовности как мнимого знания. В итоге человек оказывается в цивилизационном вакууме. Здесь и возникает вопрос: возможна ли вообще универсальная энтелехия? Исторически универсальная энтелехия отождествляется с конечными целями всемирных религий. Но реализация этих целей относилась не к материальному, а к потустороннему миру.

Проблема универсальной энтелехии сегодня встает как ключевая проблема гуманитарного знания в контексте поиска новой цивилизационной парадигмы.

Как известно, Карл Маннгейм дал социологическое истолкование понятия энтелехия21. Он определял ее как общую цель поколения, возникающую из специфической возможности времени и предпочтений нового поколения.

Разные поколения имеют и разные энтелехии.
Когда речь идет об энтелехии цивилизации в целом, эмпирическое исследование целей одного поколения не дает ответа на поставленный вопрос. Цель универсальной цивилизации возникает как фантазия, которая обретает устойчивость, превращаясь в высший смысл бытия. Массы воспринимают эту цель как результат абсолютного выбора, обусловленного скрытым решающим аргументом, открывающимся в знании особого типа. Это – знание духовной истины.

Духовая истина и цивилизационный прогресс

Видимый парадокс духовной истины заключается в том, что она являет себя как знание чего@то несуществующего, противостоящего существующему как неистинному. Ситуация информационного общества кажется еще более запутанной, поскольку универсальный субъект несет в себе и истину универсальной цивилизации, и истину локальной цивилизации. Истина здесь как бы «мерцает»: духовная истина локальной цивилизации угасает в истине универсальной цивилизации и наоборот. Человек вынужден раздваиваться в образе жизни и в поступках.

И здесь отчетливо проявляются различия в целях эмпирического и логического знания, с одной стороны, и цельного знания – с другой. Цель первого – это соответствие между представлением и предметом, т. е. объективная истина. Цель второго – это открытие духовной истины.

Смешение этих целей приводит к неоднозначным следствиям.
Так, например, поиск духовной истины эмпирическим методом может представить американский образ жизни в качестве универсальной истины бытия. Он притягателен для многих, конкретен, дан как эмпирический образец. Но вместе с тем в своей эмпирической конкретности он является миражом. Его реальность обусловлена поглощением львиной доли мировых ресурсов. Между тем универсальная цивилизация не может жить за счет кого-то; она может жить только за счет себя.

Универсальную истину можно отождествлять не с конкретным эмпирическим образом, а с конечными целями индустриальной и технической экспансии. Истина здесь кажется совпадающей с возможностью полной упорядоченности жизни и максимального комфорта. Но это подразумевает превращение всего окружающего мира в мир искусственный. В таком мире вся естественная среда будет укатана асфальтом.

Эмпирическая реальность жизни, таким образом, может создавать видимость универсальной истины, порождающей тупиковые направления эволюции.

Для того чтобы избежать тупиковых направлений цивилизационной эволюции, необходимо видение современной ситуации человечества через призму виртуальной реальности, проясняющей перспективы и альтернативы бытия. В этом видении и формируется современная духовная истина. Исторически духовная истина возникает как откровение, раскрывающее истину цивилизационного Пути народа, единство его прошлого, настоящего и будущего.

Различия цивилизационных путей оказываются обусловленными различием смыслов как знанием гармонии социального целого и возможности ее постоянного воспроизведения как условия вечности цивилизации. Цивилизационная истина в отличие от духовной фиксирует реальные механизмы, обеспечивающие сохранность цивилизации. Это – своего рода физиология духовной истины, выступающая в форме эзотерического знания, которое хранится в текстах и умах мудрецов. Вместе с тем это знание получает свое внешнее воплощение. Это – хранящие тайну грандиозные сооружения, которые современному человеку представляются нерациональными. Таковы египетские пирамиды. С аналогичными сооружениями мы встречаемся и в других регионах. Достаточно напомнить о сооружениях в Юго-Восточной Азии или расположенных на территории современной Мексики. Духовная истина предназначается массе. Она основывается на цивилизационной истине, но являет ее в форме данных свыше постулатов, определяющих иерархию явлений жизни, ее высшие и низшие порядки. Она формирует общий угол зрения у индивидов на понимание абсолютных опор бытия, как опор сохранности того цивилизационного мира, в котором возможно продолжение рода.

Цивилизационное поведение в этом смысле есть поведение синхронное. Индивиды знают духовную сущность друг друга и соответственно предвидят общую реакцию на те или иные свои действия.

Хотя пути цивилизаций различны в силу различия фундаментальных условий их воспроизведения, однако механизмы поддержания синхронности поведения индивидов нередко оказываются сходными или даже идентичными.

Одним из фундаментальных факторов, определяющих синхронность поведения, является страх. На нем держится механизм социального управления, использующего внешние воздействия для установления общего порядка. Согласованность поведения может возникать и на основе обожания, на основе любви. «Любовь» – это сила, изнутри подчиняющая индивидуальный произвол, рождающая добровольное рабство. Знание цивилизационного пути и действие механизмов синхронизации вытесняют неопределенность духовного мира человека. Духовный мир как движение впечатлений, получаемых извне от встречи с многообразием эмпирических реалий, теперь обретает полюса поляризации: от Ничто до Абсолюта. Духовная истина в Ничто создает точку опоры, которая служит удержанию человеком своей цивилизационной определенности. И эта ситуация сохраняется всегда, в каждый момент времени, здесь и теперь. Выявление подлинности смысла Абсолюта позволяет подчинить феномены мира вертикальной иерархии. Распад смысла Абсолюта открывает путь для индивидуальной свободы, которая становится абсолютным принципом жизни.

Смысл цивилизации – это знание гармонии частей целого и путей ее воспроизводства. Изменение феноменальной реальности означает и изменение условий и механизмов воспроизведения гармонии. Это определяет измерения цивилизационного прогресса, однако высший смысл его остается неизменным. Этот смысл определяет и границы свободы. В силу этого цивилизационный прогресс отличается от прогресса свободы. Если полагают, что прогресс цивилизации есть восхождение от свободы одного к свободе некоторых, а от нее к свободе всех, то это будет означать движение цивилизации к своему концу. Прогресс цивилизации отличается и от органической эволюции, в которой изменения не зависят от свободы субъекта. Широко распространенные вольные или невольные смешения цивилизационного прогресса с иными типами прогресса таят в себе возможности фатальных ошибок в реализации социальной стратегии. Возьмем, например, прогресс в агрикультуре. Для того чтобы добиться повышения урожайности и качества плодов, необходимо избавиться от старых сортов, истребить сорняки, удобрить заново посевные площади, посеять новые сорта и ждать результата.

Если цивилизационный прогресс толкуется по аналогии с прогрессом в агрикультуре, то он толкуется как радикальный разрыв со старым и скачок из настоящего в будущее. Такие скачки и приносят разрушительные последствия. Гуманитарное знание как современный
эквивалент духовной истины раскрывает опасность радикального слома корневых оснований цивилизационной жизни. Коль скоро массы населения вырываются из привычной для них цивилизационной среды и пересаживаются на новую цивилизационную почву,
происходит слом привычек, стереотипов, с одной стороны, и утрата ощущений родного дома – с другой.

В итоге возникают огромные массивы «пустых» в цивилизационном отношении мест. Эрозия реальной человеческой привязанности к родному месту влечет за собой и эрозию постоянной деятельности по его окультуриванию. Цивилизационная упорядоченность
предполагает цикличное воспроизведение условий, необходимых для сохранения существования человека. Этим и порождаются традиции, ритуалы, совместные празднования, системы поощрений и табу в качестве ключевых составляющих духовной жизни. Ментальную систему, детерминирующую воспроизведение циклов совместной жизни, можно определить как социальное подсознание. Социальное подсознание – это внутренний духовный стержень всякой локальной традиции.

С точки зрения концепции феноменальной реальности человек как субъект цивилизации – это абсолютное исходное начало. Он создает цивилизационный мир и живет в нем как в своем мире. Радикальное разрушение этого мира ставит под угрозу и жизнь человека.

Человек – продукт истории, и вместе с тем он несет в себе историю. Он – порождение прошлого, живет в настоящем и устремлен в будущее. Цивилизационной природе человека соответствует, казалось бы, парадоксальное понимание сущности прогресса. Адекватная формула цивилизационного прогресса – это движение в будущее с опорой на прошлое. Цивилизационный прогресс может быть образно представлен как расширяющаяся во всех направлениях сфера. Эта формула обеспечивает сохранность ключевой составляющей феноменальной реальности – ее субъекта. Соответственно необходимо четко различать реакционную критику всякого прогресса и критику такой модернизации, которая затрагивает цивилизационные основы общественной жизни. Следует иметь в виду, что отнюдь не ретрограды начали разговор о противоречиях, казалось бы, одной из самых эффективных российских модернизаций, а именно – о Петровских реформах. Даже поклонники Петра не могут умалчивать о некоем фатальном дефекте его реформ. Так, например, «Медный всадник» А.С. Пушкина обнажает угрозу Петровских реформ для жизни рядового человека, их роковой характер.

Анна Андреевна Ахматова также фиксирует внимание на петербургских ужасах: могиле царевича Алексея; смерти Петра, Павла; на дуэли Пушкина; на наводнении; на тюремных очередях 1937 г. Это – события-символы. Разрушение жизни на индивидуальном уровне
ради великой цивилизационной цели создает некую странную пустоту, затягивающую в свою воронку всех и каждого. Символический знак этой угрозы появился сразу. Анна Ахматова воспроизводит проклятье опальной жены Петра I Евдокии Фёдоровны Лопухиной
перед ее отправлением в суздальский Покровский монастырь: «Быть пусту месту сему».

В этом проклятьи Анна Ахматова видит пророческое видение судьбы города на Неве. Адекватная формула цивилизационной эволюции может быть определена как движение в неподвижности, как изменение в сохраняющейся форме. Информационное общество эволюцией своей сущности подтверждает эту формулу цивилизационного прогресса. Эволюция информации означает ее накопление, напоминающее расширение сферы. Вместе с тем информационная экспансия лишает локальные культуры их монопольного положения.

Включая в оборот все виды знаний, информационная экспансия не принимает во внимание специфику экзистенциальной связи между субъектом и объектом. И здесь происходит своеобразное отступление от духовной истины.

Если мы рассматриваем такую математическую истину, как 2 х 2 = 4, то с очевидностью констатируем, что она не зависит от особенностей субъекта – возрастных, этнических, идеологических и иных.

Когда же мы рассматриваем проблему Пути человека в феноменальном мире, то истина в этой сфере оказывается окрашенной спецификой субъекта.

Карл Маннгейм заметил, что некоторые качественные истины не поддаются пониманию и определению иначе как в структуре экзистенциальной связи между субъектом и объектом22. Путь есть направление движения к истинному целому, как его знает субъект. Путь, который эскимос считает правильным и комфортным, имея в виду устройство жилья, крой одежды и т. д., будет решительно отвергнут африканцем. И каждый будет прав. Образ жизни, который утверждается молодым человеком, как правило, отрицается им же самим в зрелом возрасте. Качественные различия субъектов здесь определяют и различия истин их бытия. Эти различия, поскольку субъекты не утверждают друг перед другом свои истины жизни здесь и теперь, не приводят к цивилизационным конфликтам.

Иная ситуация возникает, когда субъекты – носители разных истин жизни, встречаются в одном и том же пространстве в одно и то же историческое время. Они оказываются в одном цивилизационном доме, но следуют разным правилам жизни. Это и есть потенциальный
источник цивилизационного конфликта.

Когда вы живете в ограниченном цивилизационном пространстве, то должны следовать общим правилам бытия в этом пространстве. Например, если вы проживаете в определенном доме, то должны вначале освоить функции его помещений, а затем определить правила своего поведения в них. Не следует спать на чердаке, если
в доме есть спальня. Не следует готовить пищу в гостиной, если в доме есть кухня и т. д. Целое такого определенного мира разрушается, если вы нарушаете правила жизни в нем. В известном произведении Мих. Булгакова «Собачье сердце» профессор Преображенский справедливо отмечает, что общая разруха обычно начинается в головах отдельных людей. Когда человек начинает неправильно пользоваться писсуаром, то это означает шаг в направлении к общей разрухе.

Чтобы предотвратить общую разруху, необходимо заставить всех соблюдать правила, обеспечивающие порядок в жизни социума.

В межцивилизационном взаимодействии, однако, мы имеем дело с субъектами, живущими в соответствии с разными правилами, императивы правил жизни осознаются индивидами прежде всего применительно к себе. Если духовная идентичность не становится истиной бытия, то жизнь иного не воспринимается как подлинная жизнь.

Становится понятным, почему формирование информационной Галактики наряду с очевидными позитивными последствиями сопровождается и деструктивными тенденциями.

С одной стороны, информационная Галактика делает лавинообразным влияние внешних креативных импульсов. С другой стороны, она вызывает эрозию традиционных духовных истин. Глобальный процесс цивилизационных соприкосновений и смешений заключает в себе потенциал глубинных противоречий. ХХI век может стать веком «набухания» противоречия между универсальными принципами информационной культуры и индивидуальной спецификой исторически сложившихся цивилизаций. Духовная истина
призвана открыть путь разрешения такого рода противоречий.

С этой точки зрения становится понятным рождение кентавристики. Кентавристика рассматривает сочетание различного в одном как механизм получения цивилизационных феноменов, обладающих чудесными свойствами. Однако воображаемое чудесное свойство и реальное чудо отделены определенной, подчас непреодолимой дистанцией. На изображениях древних памятников мы видим львов с крыльями. На деле же, если льву пришить крылья, то он не сможет взлететь. Разумеется, взаимодействие и взаимовлияние –
это закон жизни цивилизаций. Однако черты одной цивилизации не могут механически переноситься в другую цивилизацию, как это делается на экране компьютера. Они должны «прорасти» в ней, стать частью, моментом ее «органики». Это – процесс, протекающий во времени.

1. Эон как время цивилизации

Жизнеспособность цивилизации, как потенциально вечного исторического образования, определяется внутренним единством ее многочисленных составных частей, их «подогнанностью» друг к другу и гармоничным взаимодействием.

Время от хаоса частей до их ставшей гармонизации и есть эон, т. е. время цивилизации, ее рождения и созревания. Понятие «эон» используется различными науками в своем специфическом понимании. Так,например, в геологии эон означает геологическую эпоху, включающую несколько геологических эр.

В контексте феноменальной реальности эон не имеет точных хронологических рамок – столетий или тысячелетий. Эон может охватывать различные хронологические отрезки. Его отличительная особенность – это специфика экзистенциальной связи субъекта и объекта.
Пока эта связь действует позитивно на обе стороны субъект-объектного взаимодействия, она сохраняет свою силу. Когда возникают деструктивные тенденции в той или другой стороне взаимодействия или в обеих одновременно, происходит смена энтелехии: эон выявляет свою границу.

Реализация энтелехии цивилизации исторически имеет и свое начало и свое завершение. Хотя время исторически возникающих цивилизаций может быть различным хронологически, но качественно оно идентично.

Реализация энтелехии приводит к гармонизации различных составляющих цивилизации. Мотором гармонизации является культура, всепроникающее начало, создающее тождество различного. Поскольку культура апробируется на опыте, и коль скоро обнаруживаются ее позитивные следствия для социума, она сакрализуется в той или иной форме. Насыщение общества эфиром культуры формирует новые потенциальные возможности цивилизации, открывает ее новые горизонты. В этом проявляется эволюция энтелехии. Культурная традиция обеспечивает и преемственность и динамику возможностей самореализации социума. Эта динамика во многом определяется духовной спецификой цивилизаций.

Карл Юнг, например, обратил внимание на духовную специфику Востока. Традиция Востока тесно связана с выработкой механизмов самоуглубления, медитации, йоги, в процессе которых человеку открывается подлинный мир.

В традиции западной цивилизации подлинность бытия определяется его реальной объективацией. Юнг считал, что установки Востока – это своего рода интровертный архетип бытия, противоположный экстравертному типу бытия Запада. Соответственно наблюдается различное отношение к одним и тем же явлениям жизни. Внешние злоключения, социальные и природные катастрофы могут рассматриваться адептом восточной цивилизации в качестве факторов его духовного укрепления, приближения к истине бытия. Для адепта
западной цивилизации внешнее крушение и духовное крушение находятся в тесной взаимосвязи.

Обычно возможности цивилизаций определяются путем внешних сопоставлений – экономических, политических, культурных. Однако внешние признаки расцвета не всегда совпадают с внутренней прочностью цивилизации. Это подтверждает судьба многих империй: империи Александра Македонского, Римской империи и других. Российская цивилизационная парадигма, опирающаяся на всемирный опыт подъема и крушения империй, исторически ориентировалась на определение исходного основания соединения вечного и преходящего. Правда, как внутреннее чувство, знание абсолютного, и истина,
как адекватное знание внешней, эмпирически данной реальности, сливались в российской ментальности.

Исторически сложившиеся архетипические установки культуры в условиях становления информационной Галактики подвергаются эрозии, вытесняются новым массовым восприятием жизни. Информационная Галактика создает перед каждым индивидуальным сознанием культурный калейдоскоп. В этом калейдоскопе происходит смена образов жизни как образцов, которые можно выбирать, а можно и отклонять. Это обусловливает и новое восприятие времени в информационной Галактике. В информационной Галактике цивилизационное время не воспринимается как вечность. Оно отождествляется с временем моды. Такое восприятие времени меняет характер цивилизационного развития. Время моды вытесняет дух эона, требующего следования не моде, а стратегии жизни, определяемой
«длинной волной» реализации культуры. Длинная волна культуры соответствует родовой ментальности. Индивид воспринимает себя как момент бытия рода. Он каждый день рассматривает как пространство-время, создающее условия для слияния с началами родового бытия.

Время моды определяет принципиально иную ориентацию. Доминирующим становится «однодневное» цивилизационное мышление.

Время моды предопределяет крушение вечных ценностей. Бытие сжимается в точку, в момент как абсолют, который может стать последним моментом жизни. Жизнь в соответствии с этим представлением обретает интенсивную насыщенность максимального потребления. Индивидуальная самоотверженность кажется бессмысленной.

Дух как общий смысл испаряется; его заменяет информация, поступающая на миллионы дисплеев. Дух обрел внешнюю объективированную плюралистическую форму и вместе с тем он умер. Он превратился в труп, за которым человек наблюдает как за предметом, находящимся вне его самого, а значит, и не образующим его внутреннюю сущность. Духовная смерть человека становится реальностью. Она не замечается, поскольку человек всегда занят. Он занят погоней за модой, за вещью, за должностью, за престижем и славой. Успех в погоне определяется полной внутренней раскованностью, воспринимаемой как свобода. Человек утрачивает себя, свою подлинность. Он обнаруживает в итоге свою внутреннюю пустоту.

Восстановление духовности как предпосылки социальности в современной ситуации не может основываться на эзотерических формах цивилизационных истин. Становление универсальной цивилизации определяется универсальностью условий жизни. Однако удержание этих условий не дано духовно пустому человеку.

Чтобы избавиться от пустоты, вернуть подлинность, человек готов пойти на реанимацию реликтов духа. Значит ли это, что он должен отказаться от идеи прогресса, открытой Просвещением и нашедшей практическое воплощение в великих свершениях промышленной и научно-технической революций? Погром прогресса не приведет человека к постижению истины бытия. Задача состоит в том, чтобы истину прогресса соединить с духовной истиной.

Истина прогресса – это путь непрерывного совершенствования условий жизни.
Духовная истина – это путь, обеспечивающий циклическое воспроизведение условий жизни при их динамичном изменении.

Императив сохранения жизни, когда возникают угрозы ее сохранности в любом месте и в любое время, – это условие, вне которого становится невозможным ни обсуждение, ни решение проблем, относящихся к феноменальной реальности. Признание этого императива – основание нового консерватизма. Не политического консерватизма, нацеленного на удержание частных классовых, социальных, этнических и иных привилегий, а консерватизма, направленного на сохранение привилегии самой жизни.

Из этого следует и определение духовной истины. Духовная истина – это та и только та исторически найденная форма в феноменальной реальности, в рамках которой возможна безграничная активность субъекта, обеспечивающая стабильность цивилизационного
прогресса.

2. Символы духовной истины

Видимые противоречия духовной истины, ее константность и изменчивость, делают ее неочевидной, потаенной, требуют специфических форм ее выражения. Духовные истины открываются в мировой культуре, обретают характер архетипов ментальности, которые можно встретить в отдаленных, казалось бы, не соприкасающихся друг с другом цивилизациях. Духовные истины выражают фундаментальные условия сохранности жизни.

Первым фундаментальным условием сохранности жизни можно считать осознанную способность человека к самотождествлению с другим человеком.

Эта способность выражена в символе Троицы.
Троица. Троица – это ключевое понятие христианской ментальности, в котором фиксируется возможность самоотождествления земного с божественным. Иисус говорит: «Я и Отец – одно». Тут Иудеи схватили каменья, чтобы побить Его23. Они мотивируют свое намерение тем, что Иисус богохульствует – будучи человеком, делает себя Богом.

Характерна контраргументация Иисуса: богами называются те, к которым было слово Божие24. Иными словами – это носители духовной истины. Путь духовной истины ведет к вечной жизни в цивилизационном смысле.

Проблема самоотождествления – это одна из самых ключевых цивилизационных проблем. С кем или с чем отождествляет себя человек – от этого зависят его духовные качества, его отношения к феноменальной реальности.

Для России Троица исторически обретает фундаментальный цивилизационный смысл в силу двух обстоятельств: постоянных внешних угроз и внутренней раздробленности. Самоотождествление населения с высшим началом есть механизм превращения населения в народ. В Новгородской республике таким началом была Св. София. Это была
новгородская спецификация. Московские самодержцы обращались к Троице. Особенно показательным в этом отношении для России было Смутное время.

Смутное время – это не-истина национальной жизни, больное общество. Но что открывает путь к оздоровлению общества?

Сама история. Она показывает, что общественная болезнь, как распад внутреннего единства общества, обусловлена нарушением триединого первоначала.

В «Утвержденной Грамоте об избрании на Московское Государство Михаила Федоровича Романова 1613 г.» говорится, что в Троице Бога непонятными и неведомыми судьбами и неизреченным премудрым промыслом создается всякое бытие и из рода в род сохраняется.
Освящение единосущной и нераздельной Троицей, все стороны которой являются равносопрестольными, равносильными, равносоветными и равнодейственными (Бог – Отец, Бог – Сын и Божественный, Животворящий Дух), дает государям право обладать Русской
Землей. А корень великих царей российских исходит из пресветлого корня кесаря Августа, обладающего всей вселенной.

Таким образом фиксируется универсальная истина Пути, начало которого – в истории Рима. Сохранение истины Пути увязывается с триединым первоначалом. Нарушение этого первоначала влечет за собой отступление от правильного Пути с неизбежными катастрофическими последствиями.

Попробуем дать рациональное толкование этому устойчивому духовному представлению.
Троица есть целое, в котором интуитивно постигается истина социальной жизни. Она схватывает особый срез социального поведения, который возвышается над частными интересами взаимодействующих сторон. Троица – это символ «скачка» социального поведения, в котором совпадает отдельное с общим.

Совершить такой «скачок», как показывала российская история, чрезвычайно сложно, но необходимо для собственного цивилизационного выживания.

В контексте цивилизационного выживания символ Троицы может быть расшифрован как единство социальных составляющих.

Усвоенный массовым сознанием символ Троицы оказывается той духовной предпосылкой, которая позволяет отдельному русскому человеку с его особыми интересами увидеть в себе все свое отечество, понять себя как составляющую государственного целого, принять в
качестве истины общероссийские ценности.

Массовое постижение истинного смысла символа Троицы происходит в экстремальных ситуациях, заставляющих всех во имя общего спасения соединять несоединимое, прощать непрощаемое. Сам по себе духовный скачок такого рода представляется иррациональ
ным, «чудесным», происходящим под воздействием особого просветления.

Если, однако, мы обратимся к Смутному времени, когда произошел самораспад общего духа народа, а реальностью были всеобщая враждебность и измена, то станет понятным, почему именно в Троице народ увидел божественную силу, способную совершить чудо.

Троица, выражающая тождество различных явлений, – это символ такого духа народа, который сознательно избегает внутренних и внешних катаклизмов, исторически получает возможность накапливать позитивные достижения, аккумулируя их и создавая все более
прочный базис благополучного и свободного бытия для себя и для грядущих поколений.

Вл. Соловьёв говорил, что божественная Троица и стремление ее восстановить на Земле есть русская идея. Это выглядит как постулат.

Но это не обычный постулат, а постулат-знание.
В Троице выявляется совпадение нравственной Правды с Истиной исторического Знания – совпадение, характерное для русской цивилизационной ментальности. Такое совпадение происходит особым способом, отличным от тех способов, которые характерны для
естественно-научного мышления. «Мы, – пишет Вл. Соловьёв, – вообще познаем предмет или имеем общение с предметом двумя способами: извне со стороны нашей феноменальной отдельности – знание относительное в двух своих видах, как эмпирическое и рациональное, и изнутри, со стороны нашего абсолютного существа, внутренне связанного с существом познаваемого, – знание безусловное, мистическое»25.

Знание безусловное, знание мистическое можно толковать как интуитивное постижение абсолютного смысла.

Можно, разумеется, сказать, что такое утверждение не имеет ничего общего со знанием предметности. Применительно к философской позиции Вл. Соловьёва это, видимо, будет правильно. Но в данном случае мы ведем речь о рациональной интерпретации символа Троицы, пытаемся понять, в чем истоки устойчивости этого символа.

Через этот символ постигается отправная точка понимания возможных истинных и неистинных Путей субъекта, а значит, становится возможным и видение его судьбы. Это знание образует внутренний стержень, устойчивость жизненной траектории субъекта, направленности его поступков.

В реальных жизненных ситуациях человек движим динамикой своих интересов, устремляющих его к вещам, личностям, кумирам, соблазнам. Страсти заставляют его вести борьбу за власть, богатство, подчинять все своей личной выгоде. Истина самоотождествления человека со своей страной, с народом в целом перестает существовать в этом кипении страстей. Она всплывает лишь в исторической перспективе, когда становится ясным, что личная выгода оборачивается крушением всех идеалов.

Критерием истины или не-истины, духовной истины оказывается судьба исторического субъекта, в данном случае – русского народа, России, вытекающая из состояния социального хаоса или из состояния гармонии общественной жизни.

Хаос порождает тенденции самодеструкции. Из состояния самодеструкции возникает массовое стремление к гармонии, как истине коллективного сознания.

Мы здесь можем говорить об интуитивном видении истины как видении целого и его возможной судьбы. Именно с точки зрения возможной судьбы целого и определяется отношение к тем позициям, которые в конечном счете порождают катастрофические последствия.

Жизнь социума можно рассматривать и с позиций его отдельных частей. Части имеют свои устремления, и коль скоро они не корректируются интересами гармонии целого, они могут становиться деструктивным фактором.

У нас, например, развертывается дискуссия между теми, кто отстаивает приоритет вертикали государственной власти, и теми, кто защищает приоритет прав человека. Б.С. Орлов в этой связи пишет: «Но спорить есть о чем, ибо в первую очередь речь идет не о географии и даже не о геополитике, но прежде всего о тех ценностях, которыми руководствуется, и скажем точнее, намерена руководствоваться Россия. Демократией, правами человека или же особыми интересами государства, которому подчинены интересы отдельного человека (евразийский вариант)?»26.

Если ставить проблему таким образом, то окажется, что во имя полной реализации прав человека можно «распустить» государственность. И наоборот: во имя укрепления государственности можно пойти и на нарушение фундаментальных прав человека, в том числе и его права на жизнь.

Последствия таких подходов не нуждаются в особых комментариях. Если мы нарушаем фундаментальные права человека во имя укрепления государственности, то это оборачивается массовыми репрессиями, возникновением массового отторжения от
участия в государственной жизни, ослаблением государства и его распадом.

Если же мы идем по пути безоглядного ослабления основных государственных структур во имя гарантий свободы и прав человека, то тем самым открываем шлюзы для уголовной преступности, асоциального поведения, разрушаем основы безопасности страны, подставляя граждан страны под удары внешних враждебных сил.

Если мы попробуем обратиться к общественному мнению для того, чтобы получить ответ на вопросы «Что делать?», «Какому пути следовать?», то наверняка убедимся в том, что общество расколется примерно пополам. Каждая половина будет знать свою истину и фанатично ее отстаивать. Такого рода расколы и поражали наше общество, периодически принося в жертву народ России.

Ценность духовной истины состоит в том, что она дает знание абсолютного. Знание абсолютного и позволяет «соединять» частные истины, оно является предпосылкой цельного знания, открывающего путь к социальной гармонии, а значит, и к мудрости социального управления.

В этой связи встает вопрос: а не вытесняет ли современная формула компромисса концепцию цельного знания?

Формула компромисса выводится из решения теоремы социального усреднения при принятии групповых решений. Различные члены группы имеют разные интересы. При этом достижение своей цели одним из членов группы связано с той или иной, большой или малой жертвой со стороны других членов группы. Даже в том случае, когда члены группы имеют сходную цель, между ними возникают различия в понимании и определении средств ее достижения. И в этом случае общее решение требует компромисса.

Однако равный компромисс оказывается затруднительным в силу того, что некоторые члены группы всегда пользуются большим влиянием, чем другие. В реальных ситуациях доминирующая сила при принятии решений находится в руках меньшинства. Лидер действующей группы пользуется большим влиянием, чем обычный средний ее член. Частично это определяется организационной структурой группы, частично непосредственным доступом к информации и контролем над ней, отчасти распределением обязанностей внутри группы и частично личными факторами.

Естественная гипотеза заключается в том, что групповое решение есть действие некой равнодействующей. Однако эта гипотеза, согласно Черил Грессер (Cheryl Graesser), специалисту по прикладному управлению, оставалась имплицитной и не разрабатывалась адекватно для создания теории группы27.

Концептуализация принятия групповых решений и процесса торга между различными сторонами дает возможность предсказания о характере компромисса в группе. При этом механизм принятия группового решения и торга рассматривается в терминах социального усреднения.

Гипотеза, согласно которой групповое решение может быть представлено как усередняющий компромисс, признавалась на уровне здравого смысла. Но при этом проблема не была сформулирована таким образом, чтобы ее можно было проверить экспериментально.

Можно считать теоретической заслугой Черил Грессер и ее коллег,что им удалось сформулировать теорему социального усреднения, которая проверялась экспериментальным путем.

Как этого удалось достигнуть? Исследователи пошли по пути допустимого упрощения. Было сделано допущение, что групповое решение лежит в одномерном континууме.

Предполагалось, что каждый член группы стремится к наибольшей полноте осуществления своего интереса. Соответственно, каждый желал, чтобы групповое решение находилось ближе всего к тому, что он предпочитает. Чем дальше групповое решение от его предпочтений, тем меньше он удовлетворен и тем настойчивее он будет стремиться изменить ситуацию. Все члены группы будут пускать в ход аргументы, давление, угрозы и другие социальные силы, чтобы определиться с принятием решения в нужном им направлении. Сила, которую пускает в ход каждый член группы, оказывается пропорциональной дистанции, которая лежит между предпочтительным для него решением и предлагаемыми решениями.

Окончательное решение будет принято группой тогда, когда социальные силы внутри группы уравновесят друг друга, т. е. когда общая сумма слагаемых в группе сил будет равна нулю.

В этой точке баланса сил отдельная сила F члена группы, обозначим его условно латинской буквой i, может быть записана следующим образом:

F_i = W_i (X_i – X^*)

где Х^* – это финальное групповое решение

    Х_i – это наиболее предпочтительное для члена группы i решение,

  а  W_i – это социальный вес члена группы i, или его сила (власть).

Если финальное решение группы Х удовлетворяет тому условию, что сумма всех социальных сил в силу взаимной нейтрализации равняется нулю, то мы получаем:

Из этого последнего уравнения вытекает, что Х^* является средним от всех Х_i. Это значит, что групповое решение представляет собой усереднение наиболее предпочтительных решений членов группы.

Формула социального усереднения действует в идеальной ситуации, которая не берет в расчет действия сил на “молекулярном” уровне. Однако здесь ситуация складывается таким образом, что принимаемые решения по-разному влияют на выгоду различных членов группы.

Дело в том, что в структуре общественной жизни члены группы занимают не одинаковое, а разное положение. Соответственно принимаемое общее решение по-разному влияет на интересы и выгоды различных членов групп.

Это можно проиллюстрировать следующим графиком:

Член группы А занимает высокое положение в обществе, так что то или иное решение группы не влияет существенным образом на его интересы. Иная ситуация у члена группы В. Вся его жизнь зависит от группового решения. Если решение группы сместится к 15 или 10, то интересы В резко пострадают. Что касается положения члена группы А, то влияние группового решения на его интересы не столь значительно.

Формула компромисса эффективна лишь в определенных границах. Эти границы определяются степенью социальных различий, с одной стороны, и возможностями выигрыша для всех (хотя и в разной мере) при заданном ходе социальной эволюции. За этими границами формула компромисса перестает действовать.

Однако общество может сохранять единство и за этими границами. Как кажется в этом случае индивидов соединяет нечто “иррациональное”. Это “иррациональное” и есть знание абсолютного. В утверждении абсолютного нет каких-либо границ активности человека, поскольку эта активность имеет позитивный, созидательный смысл.

Именно в критических ситуациях выявляется роль духовных истин и цельного знания как пути постижения их смысла.