Мандала. Вторым фундаментальным условием сохранения жизни является установление гармоничных отношений человека с природой. ХХ век породил критическую ситуацию в отношениях человека и природы. Общая формула прогресса, в соответствии с которой В итоге человек столкнулся с проблемой выработки адекватного отношения к феноменальному миру как целому. Как оказалось, эта проблема не имеет технического решения. Нельзя создать техническую конструкцию или прибор, который обеспечил бы адекватность этого отношения. Нельзя найти математическую формулу, физический Технический рассудок сохраняет свою позитивность, поскольку он действует в границах духовной истины. В данном случае духовная истина выражает отношение человека к феноменальному миру как абсолютной ценности. Исторически открытие этого отношения фиксируется в религиозной форме. В Евангелии от Иоанна мир предстает как предмет любви Бога: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную»28. Путь к вечной жизни ведет через бытие Иисуса, который есть «путь и истина и жизнь»29. Иными словами, лишь особый субъект с особым путем приобщает человека к вечной жизни. Особость здесь определяется владением духовной истиной, истиной «не от мира сего». Сей мир – это мир частных интересов. Духовная истина – это знание целого жизни. Носитель духовной истины противостоит миру и вызывает его ненависть. Он самим своим явлением обнажает грех мира, который теперь не имеет извинения. Исторический процесс осмысления специфики феноменального мира и истин жизни в нем происходит весьма противоречиво: духовные истины становятся на пути постижения истин физического мира; в свою очередь, вставшие на собственные ноги и окрепшие истины физического мира становятся средством борьбы с духовными истинами как проявлением «мракобесия». Между тем признание абсолютного смысла феноменального мира для человека – это не мракобесие, а необходимое условие сохранности его бытия. Феноменальный мир – это среда, ограниченная в пространстве. Если человек игнорирует абсолютный смысл Так выявляется реальный смысл религиозной проповеди, в которой условием вечной жизни объявляется приобщение лишь к определенному, единственному в своем роде пути, требующему принесения в жертву частных интересов. Соединение в целом жизни противоречивых и вместе с тем образующих гармонию феноменов можно представить символически. Подходящим для этого символом является мандала. Мандала – традиционный символ восточной мудрости, диск, изображающий универсум. В контексте цельного знания универсум есть целое субъект-объектной феноменальной реальности. Знание целого определяет направленность и характер практики человека здесь и теперь, в каждой точке феноменологического пространства и в каждый момент времени, обеспечивая гомеостат бытия. Природа и человек – противоположные стороны феноменальной реальности – образуют целое бытия. Основа целого – это равновесное энергетическое и ресурсное взаимодействие. Периферия диска обозначает научное и информационное обеспечение равновесного взаимодействия человека и природы. Используя терминологию Вернадского, мы можем определить ее как ноосферу. Та или иная коррекция мандалы не отменяет того факта, что мандала – это архетип сознания многих цивилизаций. Возникновение его не случайно. Он определяет рамки, в которых свободная активность человека на различных этапах цивилизационного прогресса не имеет каких-либо ограничений и пределов. Иными словами, мандала – это исходная предпосылка истинной свободы. Сфинкс. Одна из наиболее сложных граней духовной истины состоит в определении смысла активности человека в отношении самого себя. Что является исходным в определении правильного отношения человека к самому себе? Исторически возникают противоположные по смыслу ответы на этот вопрос: либо человек должен стремиться к наслаждениям, к превращению жизни в перманентное удовольствие, либо, напротив, он должен стать аскетом, стремиться к духовной свободе, ограждающей от рабства страстей; либо следует видеть цель в вечной жизни, либо, напротив, в слиянии с небытием, вечным покоем. Символическое изображение этого целого можно представить следующим образом: 
В повседневной суете человек так или иначе следует эмпирическим истинам своей жизни, вытекающим из конкретных отношений с окружающими его людьми и вещами. Соответственно свое эмпирическое существование он воспринимает либо как истинное (правильное), либо как неистинное (неправильное). Человек либо восторгается собой, либо проявляет глубокую неудовлетворенность своей жизнью. В системах эмпирических отношений с людьми и вещами каждый человек индивидуален: его смысл не является общим смыслом. Но это не значит, что человеку не нужен общий смысл. Общий смысл выявляется на границах рождения и смерти. Именно в этих пограничных ситуациях человек встречается с общей для всех истиной жизни. Понять эту истину крайне сложно, ибо если содержание Этот мир разделяет людей, и в нем сложно найти общую духовную истину. Общая истина выводится не обычным путем, как фиксация факта жизни или логический вывод из фактов жизни. Общая истина постигается духовной культурой, открытой для конечного смысла Если массы людей приходят к выводу, что их жизнь неправильна, это влияет на эволюцию общества, цивилизации. Мировые культуры оформляют массовые настроения, массовое отношение к миру, к жизни. Исторически человек черпает знание смысла жизни из локальных культур и поэтому определяет его различным образом. Попытки дать универсальное определение возникают на волне бурного развития наук. Век науки порождает закономерное стремление толковать истины жизни через призму открытий физиологии, медицины, физики, химии. В итоге человек узнает о себе массу такого, что круто меняет его самовосприятие. Возникают попытки строить духовное формирование личности на основе открытий конкретных наук. Так, в настоящее время детей обучают азам любви не столько на основе культурных традиций, литературы, поэзии, сколько на основе точных знаний физиологии. Достигнутый результат, однако, оказывается неоднозначным. Закономерно встает вопрос: какое знание несет цивилизационная специфика человека, которую нельзя исследовать методами естественных наук? Почему знание физиологии не дает понимания того, как обстоит дело с совестью, верностью, общественным и семейным Физиологический подход к человеку обнаруживает свою последовательность. Если сущность человека материальна, и он есть продукт биологической эволюции, то тогда следует учиться знанию законов биологии и физиологии, чтобы вести себя правильно. Вопрос только в том, почему эта «правильность» устраивает и всех и никого. Но и философский подход, отождествляющий сущность человека с идеальным принципом жизни, сталкивается с серьезными противоречиями. Если за исходное взять духовную идентичность человека, его идеальную сущность, то в этом случае жизнь должна соответствовать во всех своих составляющих идеальной интеллектуальной и нравственной норме, отклонение от которой означает уход в сторону от правильной линии. Но как только человек пытается отождествить свое бытие с чистой идеальностью, он оказывается перед лицом трагедии. Такую трагедию пережил Александр Блок, влюбленный в Любовь Менделееву и женившийся на ней. Увлекшись философией Владимира Соловьёва, он разделил любовь платоническую и любовь астартическую, физиологическую. В итоге он не мог относиться к своей жене как к реальной женщине во плоти. На этой почве и возникла трагедия его семейной жизни. Идеальное бытие может становиться разрушительной силой в отношении бытия материального, поскольку последнее представляется «низменным», «неистинным». Однако и материальное бытие, противопоставленное в качестве истины жизни идеальному бытию, превращает жизнь в убогую серость. Логическая последовательность в определении правильной линии жизни порождает странности, парадоксальные результаты. Поскольку массы людей гоняются за одними и теми же предметами, а предметы эти исторически меняются, то истину жизни можно выстраивать во временной ряд: владение истиной жизни можно определять, например, как обладание хорошим конем в античные времена, роскошным экипажем в Новое время, автомобилем марки «Мерседес» в наши дни. В итоге обнажается бесконечный характер погони за истиной жизни. Бесконечность погони была обнаружена давно. Эту проблему пытались решить путем изменения ориентира погони: вместо погони за предметами необходимо предложить погоню за качествами самого человека. В этом случае можно избежать войны всех против всех, самодеструкции общества. Характерны в этом отношении представления античной культуры. Она гипостазирует эти качества, превращает их в данную индивидам «видимую» объективность, изображая их в виде богов Олимпа. Она «помещает» мудрость – в Афине, красоту и любовь – в Афродите, мастерство в ремеслах – в Гефесте, удачу в торговле – в Гермесе, воинское умение – в Марсе, искусство управления – в Зевсе. Таким образом люди обретают видимые ориентиры правильного бытия. Однако здесь встает вопрос о том, что придает правильность человеческим качествам. Дело в том, что свои развитые качества человек способен обратить против другого человека. Благо оборачивается Злом. И это не только философская, но и реальная проблема судеб цивилизации. Падение античного мира представляется явлением закономерным, если его рассматривать как следствие духовного кризиса, подтачивавшего изнутри самые могущественные государства. Главной червоточиной античного мира стал нравственный хаос. Преодолеть Христианство нашло общий для всех нравственный ориентир в распятом Христе. Этот ориентир указывает Путь вверх, к нравственному совершенству, святости. Но в итоге оказывается, что парадигма истинной целостной жизни – это жизнь монаха, полностью посвященная служению Богу. И в этом своем крайнем выражении истинная жизнь превращается в ее отрицание. Отрицание реалий жизни порождает ответную реакцию – это представление о «естественном человеке» как квантэссенции истины жизни. Естественный человек следует зову природы и здравому смыслу, свободному от крайностей религиозного фанатизма. Естественный человек как парадигма истинной жизни – детище Просвещения. Просвещение нанесло удар по основанию религии – по духовности как пути человека к высшему смыслу своего бытия. Наступила эпоха бездуховности, которая отождествлялась с безрелигиозностью. Настало время гибели Богов. Место Бога занял сам человек. Сверхчеловек Ницше – это продукт бездуховности. Возвышение человека теперь связывается не с его духовным самоформированием, а с наличием в его распоряжении силы, власти. Такова современная «реалистическая» ментальность. Стремление всех – индивидов и народов – к наивысшей силе и господству создает общее движение к одной точке по сужающемуся туннелю, в конце которого всех ждет либо гибель, либо рабство. Очевидно, что исторические возникающие определения истины бытия человека заводят в тупик, и это чревато глубоким цивилизационным кризисом. На этом фоне возникают попытки оставить традицию выявления истины самоопределения человека и подойти к нему В такой интерпретации человек не может быть носителем абсолютного смысла. Поскольку ареал его бытия ограничен Землей, то он не способен быть носителем информации в иных – космических структурах. Космос должен быть предоставлен личностям нового типа. Для этого качественно нового субъекта мыслительной активности характерно отсутствие титанической работы по поддержанию гомеостата, обеспечивающего сохранность биологического организма, это во-первых, и отсутствие подсознательной необходимости направлять усилия на реализацию программы оптимального размножения – во-вторых. Мир предстает перед нами как движение материальных потоков, с одной стороны, и движение потоков информации – с другой. Мы имеем дело с виртуальным интеллектуальным процессом столь же безличным, как безличны химические реакции. «Чистое сознание» – это информационные потоки. Для информационных потоков проблема абсолютного не имеет смысла. С испарением смысла абсолютного исчезает и проблема человека. Человек становится носителем большей или меньшей информации. К чему же приводит деструкция абсолютного в сущности человека? Мы можем констатировать, что сегодня отдельный человек узнает за один день больше нового, чем его отдаленный предок, живший в саванне, узнавал за всю свою жизнь. Но из этого не следует нового качества. Можно знать миллионы и миллиарды бессмысленных вещей, и жизнь от этого не изменится. Что меняет качество жизни? От ответа на этот вопрос зависит и объяснение феномена человека. Нельзя найти объяснение феномена человека в том, что он в отличие от примитивных организмов, имеющих в качестве головного мозга два небольших скопления нейронов числом около 3 тысяч, имеет два полушария, содержащих более десяти, а может быть, и более 30 миллиардов нервных клеток. Головной мозг человека – это лишь орудие. Если обезьяна возьмет в свои руки компьютер, то это не будет означать, что она использует компьютер человеческим способом. Человек в точном смысле этого слова как нечто противоположное животному начинается там, где происходит выделение абсолютного для себя, позволяющее выстраивать иерархию мира совершенно иным способом, а вместе с тем и строить мир в соответствии с этой иерархией, т. е. создавать цивилизацию. С выстраиванием иерархии мира и связано представление об абсолютном и ничтожном, которое находит свое символическое выражение. И этот процесс бесконечен, как бесконечен и процесс рационального познания. Если некто знает абсолютное, придающее его существованию смысл, то его существование превращается в Бытие. Это – специфический тип жизни человека. Но человек может жить и как животное, и даже не знать, что такое Бытие, в чем его специфический характер. Человек стоит и всегда будет стоять перед загадкой своего Бытия. Подлинный человек – это сфинкс, это противоречивое соединение материального и духовного начал: оба начала истинны, но они действуют в противоположных направлениях. Их соединение образует гармонию, наподобие гармонии лука. Концы лука, соединенные тетивой, действуют в противоположных направлениях. Между тем именно это действие заставляет стрелу лететь точно в цель. Разрушение личности связано с разрывом тетивы жизни и соответственно впадением в крайности: либо крайности разврата, если материальные стремления не корректируются духовными началами; либо крайности духовных спекуляций, противопоставленных реалиям жизни. Что же позволяет реалиям жизни избежать деструктивных форм, форм разврата, а духовным реалиям не уйти в полный отрыв от жизни? Только такой тип реального бытия, в котором органически сплавляются противоположности. Духовная истина определяется знанием гармоничной пропорции идеального и материального, своего рода «золотого сечения», исходного абсолютного, нарушение которого ведет человека в крайности жизни. «Золотое сечение» – это такое соотношение материального и духовного начал, которое подчиняет жизнь гармонии, чуждой Каждый человек имеет свое «золотое сечение». Но это не значит, что он обязательно находит его и превращает в линию своей жизни, в которой обретают реальный смысл категории любви, дружбы, верности, добра, общественного долга. Поиск «золотого Нахождение «золотого сечения» и обретение гармонии жизни достигается постоянной внутренней духовной работой, скрытым диалогом с самим собой. Внутренняя жизнь – это не театральное действо. Если она выворачивается наизнанку, то теряет качество Нравственная жизнь человека строится в двух измерениях – от крытом и тайном. Открытым является публичное проживание. Оно характеризуется стремлением к внешнему соответствию с общепринятыми социальными и нравственными запросами. Тайное проживание – это свободная мысленная реализация целей, не ограниченная социальными и духовными нормами. Это чистая самореализация индивидуальности. Формы переживания нравственных феноменов жизни меняются. Это связано с тем, что подлинное действие нравственных начал на сознание личности переходит в ареал виртуальной реальности. Виртуальная реальность становится фактором коррекции поведения. Но фактором специфическим. Человек одновременно живет двумя жизнями: это – реальное проживание жизни и дублирующее его проживание в виртуальной реальности в соответствии с нравственными принципами. В виртуальной реальности признается абсолютность нравственного принципа. Абсолютное требование имеет внутренние необратимые последствия. Это верно лишь по отношению к человеку, поднявшемуся над обыденным существованием к подлинно человеческому Бытию. Нравственный ригоризм всегда играл ключевую роль в оценках русским человеком окружающего мира. Именно этот стержень остается неизменным во всех многочисленных внешних обличьях, которые в силу обстоятельств принимает русский человек. Нравственный стержень – основа русского духа и понимания подлинности жизни. В виртуальной реальности каждый может признать абсолютность принципа истины без каких-либо деструктивных последствий. Здесь мы сами для себя устанавливаем принцип истины как абсолютное требование. Это требование имеет внутренние неотвратимые последствия. Если я солгал, то тем самым определил свою судьбу как судьбу лжеца. В реальной жизни мое окружение может и не знать этого, как не знать и многих других моих грехов. И я сохраняю видимость своей нравственной чистоты. Однако в виртуальной реальности я уже Она не снимает внутренних душевных страданий. Из знания дуальной истины жизни вырастает великое творчество. Превращение душевных страданий в зрелищное мероприятие, рассчитанное на широкую публику, становится псевдокритическим стриптизом личности. Критический стриптиз личности – это переход внутренней сущности человека в информационную видимость. Именно информационная видимость человека интересна толпе. Толпу в человеке привлекает наличие «джипа», мобильного телефона, ноутбука. Если он не имеет привлекательных вещей, то он может привлекать внимание своим Можно, например, выставить на всеобщее обозрение свои любовные отношения. На экран жизни выносится все, и это все выдается за сущность. На самом же деле это – информационная видимость. Сущность остается «за кадром» – она всегда эзотерична, скрыта от внешних взоров. Критическим стриптизом маскируется нравственная пустота, духовная ничтожность.
Чем более человек отождествляет истину своего бытия с идеальным его смыслом, тем отчетливее он осознает, что его дух становится нравственным вулканом. Этот нравственный вулкан утихает лишь тогда, когда человек впадает в состояние амнезии, забвения своей человеческой сущности. ХХ век оказался ознаменован такими масштабами преступлений против человечности, которые несравнимы ни с какими периодами в истории. И вместе с тем ХХ век – это век взлета гуманистического самосознания, утверждения абсолютности прав человека. Массовое сознание стремится уйти от реальных цивилизационных и нравственных дилемм, забыть о их существовании. Средство, выполняющее функции социально-нравственной амнезии, – это массовая культура. Массовая культура как момент информационного поля стирает границы между нравственным и безнравственным, важным и неважным, культурным и некультурным. Для нее главный критерий – это популярность, массовое воздействие. Эстетические, духовные критерии играют роль средства в достижении главной цели – создании ситуации общего транса. В этом смысле массовая культура адресована всем и каждому, она разрушает духовную иерархию. Массовая культура в качестве духовной основы жизни в информационном обществе превращается в фундаментальную цивилизационную проблему. С одной стороны, механизм массовой культуры может рассматриваться как готовое средство утверждения духовной истины. Она может стать современной «церковью». С другой стороны, она может стать тем мотором, работа которого приближает духовный апокалипсис. Возрастающая социальная роль массовой культуры требует адекватного понимания ее сущности. Массовая культура в обыденном сознании воспринимается как «попса», как специфическое явление ХХ в., когда толпа стала диктовать свои художественные вкусы компаниям, распространяющим через рынок музыкальную, изобразительную и литературную продукцию. Под воздействием этих вкусов художественная культура стала обретать специфическое содержание и своеобразную форму. Вызов официальным вкусам, стандарт и космополитичность – характерные черты массовой культуры. Теоретики и историки культуры, однако, полагают, что корни массовой культуры уходят в глубь веков. Так, например, в XVII в. «пачки романов» становятся предметом широкого потребления, средством «убить время». Десакрализация религии также порождает массовый антипод: политическую беллетристику, направленную против католической церкви, за что некоторые авторы подвергаются суровому наказанию. Изобретение средств печати превращает гравюры в мощное средство антикатолической агитации. Характерны В условиях массовой неграмотности образы гравюр, такие как образ осла в тиаре, становились стереотипами восприятия реалий жизни. Тот факт, что старые сюжеты могут воспроизводиться в современной массовой культуре, также рассматривается как свидетельство наличия у нее исторических корней. Характерно, например, использование образов чародеев, астрологов, мистических героев, таких как Мерлин, воспитатель короля Артура, в комиксах, видеоиграх, кинофильмах. При этом происходит «осовременивание» и внешнего облика, и внутреннего содержания традиционных образов. С этой точки зрения массовую культуру можно рассматривать как исторически возникающее средство развлечения, эпатажа, которое меняет свою форму, но сохраняет суть. Человек всегда будет стремиться к чему-то занимательному, потребление которого доставляет Существует и другой подход, состоящий в понимании массовой культуры как специфического жанра, возникающего между фольклором и профессиональным искусством. Искусствовед Ф.М. Софронов рассматривает с этой точки зрения джаз, показывая, как особенности, изначально присущие джазу как явлению фольклора, входят в новый для него культурный контекст, образуя джазоподобную музыку, характерную для европейской массовой культуры. Продуктивным считается подход, объясняющий рождение массовой культуры переходом от сельской культуры к культуре городской. Для города характерно четкое разделение труда и досуга. Соответственно, возникают формы культуры, временно объединяющие незнакомых людей. Так, при высокой индивидуальной и семейной культуре возникают формы с низкой просвещающей и развивающей ценностью, но вместе с тем удовлетворяющие какую-то массовую Наиболее интересными следует признать представления, согласно которым массовая культура – это своего рода организация обыденного сознания в информационном обществе, особая знаковая система, особый язык, на котором члены информационного общества достигают взаимопонимания. Массовая культура дает ориентировку человеку в стандартных ситуациях. Это объясняет космополитичность массовой культуры и систематичность ее потребления. Так, например, в России к концу 1998 г. вышло около 240 выпусков серии «Любовный роман». Для этих произведений характерны высокий уровень стандартизации и акцент на действиях с насилием и возбуждающими моментами. Возникает формула романа с оптимистическим финалом – «розового романа», соответствующая структуре волшебной сказки. Эта формула универсальна. Универсальна и формула анекдота, который первоначально претендует на действительность рассказываемого случая, на новость, а затем становится выражением «двоемирия», комедией, спрессованной в секунды, смехом над лицемерием официальной морали. Но понятен он лишь в определенном контексте, контексте определенной В этом контексте нередко рассматриваются некоторые феномены советской массовой культуры: эстрадная песня, пионерская песня, шлягер, авторская песня, искусство экрана, телевидение, видеоклипы, рок-поэзия. Как выглядят сегодня концепции известных теоретиков массового общества и массовой культуры, таких как Э. Шилз, автор книги «Теория массового общества», и К.Т. Теплиц, автор работы «Все для всех. Массовая культура и современный человек»? Э. Шилз считает массовое общество новым феноменом, хотя элементы, из которых оно возникло, не новы. Семя его было взращено римской идеей об общем гражданстве, распространенном на огромную территорию. Идея народа, нации как единого коллектива, общие черты личного и гражданского характера, по мнению Э. Шилза, – это основание и массового общества, и массовой культуры. В массовом обществе элиты разделяют основные стандарты масс. «Глас народа – глас божий» – это формула сакрализации массового общества. Вместе с тем более широкое единообразие специфическим образом связано с проявлением большей индивидуальности. В силу профессиональных и иных различий людей достижение абсолютно единой культуры невозможно. Вместе с тем, согласно Шилзу, в наш век, когда человечество впервые оказалось перед угрозой исчезновения, стали явью идеалы философов Просвещения. Теплиц также считает, что природа человека многообразна и полное развитие индивидуальных черт – это прирожденное право человека. В силу этого и тревога, порождаемая унифицирующим влиянием массовой культуры, кажется вполне правомерной. Однако полный отказ от унификации невозможен. «Муравейник» как парадигма социума – это выражение крайней унификации. Литература на протяжении веков, полагает Теплиц, описывает конфликты между индивидуальным стремлением к свободе и ограничениями, Где же Теплиц видит начало массовой культуры? Если она возникает на линии политической демократии, то ее началом следует считать Великую французскую революцию, утвердившую понятия равенства и свободы. Если она возникает на линии социальной динамики, то ее начало следует связывать с возникновением больших городов, Массовая культура возникает как средство выхода из ситуации полной потерянности и отсутствия общих ориентаций. Внешнее выражение массовой культуры – огромные тиражи в несколько миллионов экземпляров. И, наконец, ключевым признаком массовой культуры считают электронные средства передачи информации: радио, телевидение, кино, звуко- и видеозапись. Вместе с тем это влечет за собой изменение системы ценностей: стремление к занимательности и развлекательности становится доминирующим. Для России, со склонностью российской массовой публики отождествлять экранное изображение, текст литературного произведения, музыкальные образы с действительной жизнью, массовая культура оказывается, если использовать всем известную терминологию, Во-первых, в результате социальной революции в России были уничтожены социальные и классовые барьеры, а вместе с тем и специфические формы сословной и народной культуры. Они оказались вне своей социальной среды в некоем виртуальном пространстве. Социалистическая массовая культура вырастала на своей социальной почве, как культура всего народа, всех и каждого. Полагалось, что именно эта культура, несмотря на ее массовый характер, является самой высокой и в этом смысле элитной, хотя и не элитарной. Элитная массовая культура противопоставлялась западной массовой культуре, как убогой по содержанию, насаждающей насилие и безнравственность. Период перестройки и реформ в области культуры проходил под знаком полной свободы. Это означало отсутствие какой-либо политики в области культуры. Вполне закономерно, что в этой ситуации масса потянулась к западной занимательной массовой культуре. Элитная массовая культура перестала быть массовой, потеряла свою социальную почву. Те деятели культуры, которые наивно полагали, что высокая культура выстоит и победит в любой ситуации, жестоко просчитались. На гребне волны бездуховности оказалась «попса», и с Сегодня становится понятным, что российская массовая культура не имеет ни фольклорных, ни исторических корней. Она может использовать исторические формы культуры, но придает им совершенно иное качество. Массовая культура современного российского общества не имеет и этнических корней. Информационное общество порождает массового виртуального субъекта. Этот субъект потенциален; но он превращается в видимую реальность на стадионе во время футбольного матча, в концертном зале во время выступления эстрадной звезды, в любых точках и любых ситуациях, когда возникает возможность продолжить чтение любимого детектива, вечерами у экранов телевизоров во время передачи захватывающего дух телесериала. Момент превращения виртуального субъекта в реального субъекта массовой культуры воспринимается в его сознании как переход в состояние подлинности жизни. Здесь и заключается действительная угроза для современной цивилизации. Духовный апокалипсис подкрадывается незаметно. Если реалии жизни в массовом сознании не воспринимаются как подлинная жизнь, то это должно в конечном счете привести к изменению Не будем ли мы иметь сомнамбулическое население, не знающее критериев подлинности, не отличающее фальшивку от реальности, – вот в чем вопрос. В этой связи, видимо, необходимо внести определенную коррекцию в концепцию массовой культуры. Массовая культура – это не только средство адаптации к современной городской культуре, организации и унификации обыденного сознания. Массовая культура – это и внутренняя бездуховность, ставшая информационным полем, эрзац духовной истины. Механизмы массовой культуры, поскольку они оторваны от духовной истины и не служат ей, становятся механизмами легализации не-истины как нормального состояния общественного сознания. Соответственно легализуются и нравственные послабления, которые каждый принимает для себя под воздействием эмпирических доводов: все живут не по правде; из двух зол нужно выбирать меньшее, но все же зло. В итоге и обман и зло проникают на все уровни жизни. Социальная жизнь теряет высокий смысл. Деструкция смысла коренным образом изменяет качество феноменальной реальности: улицы те же, дома те же, средства транспорта те же, но все это становится чуждым, не своим. Зависимость феноменальной реальности от характера смысла не означает признание того релятивизма, который может быть выражен утверждением: «Правы все и никто». Коль скоро позиции всех рассматриваются в контексте их влияния на эволюцию субъект-объектной феноменальной реальности, к которой они относятся, то выявляется и их адекватность или неадекватность. На цивилизационном поле современной России сталкиваются самые различные понимания жизненного мира, соответствующего ее внутренней сущности: это проекты восстановления монархии, демократической республики, возникшей после Февральской революции Можно определенно утверждать, что Россия не сможет сделать свой выбор среди всего многообразия предлагаемых проектов нового обустройства ее жизни и будет стихийно двигаться в объятия Азиопы до тех пор, пока не будут созданы реальные условия для превращения гражданина России в «корневого» человека. Стратегия реформ в России с самого начала игнорировала их цивилизационный аспект. С этим связаны и их злоключения. Видимо, настало время прекратить рассуждения о «больном русском народе» и предъявить счет тем, кто инициирует грандиозные перемены, не потрудившись соединить свои замыслы с принципами гуманитарного знания и законами цивилизационного развития.
1 См.: Lindquist G. Shamanic Performances on the Urban Scene: Neo-Shamanism in Contemporary Sweden // Stockholm Studies in Social Anthropology. Stockholm, 1997. № 39. | |
|
| |
Главная » »