Картина мира и картина жизни

Видеоряд, проясняя целостность ситуационного бытия, формируя схематизм решения ситуационных проблем, не может, однако, прояснить проблему смысла жизни как целого. Казалось бы, жизнь складывается из суммы ситуаций. Однако жизнь – это и определе ное целое. Что такое целое жизни? Без ответа на этот вопрос не проясняется и ее смысл. Эффективное решение суммы жизненных ситуаций не означает реализацию смысла жизни. Ситуации ведут человека. Между тем человек находит в жизни свое удовлетворение, когда он сам ведет ситуации в соответствии с понятым смыслом своей жизни.

Метаообразование является предпосылкой понимания смысла жизни как целого. Специфика метаообразования отчетливо выявляется в условиях информационного общества в контексте формирующейся информационной культуры.

Метаобразование – это третий символат информационной культуры, объективированная реальность, созданная человеком и вместе с тем действующая независимо от отдельных индивидуальных устремлений и тех или иных личных качеств.

Если мы определяем образование как подготовку человека к тем видам деятельности, которые необходимы обществу на данном этапе его развития, то метаобразование выступает как формирование понимания человеком своего места и, соответственно, своей подлинной роли в мире, в котором он живет. Это понимание и есть предпосылка изменения феноменальной цивилизационной реальности.

С этой точки зрения метаобразование оказывается за пределами образования. Вместе с тем эта отстраненная точка зрения на метаобразование позволяет оценивать образование, его значимость, его подлинность для жизни человека.

Традиционно изменение оценок сложившейся системы образования определяется сменой картины мира.

Сложились два типа знания картины мира.
Религиозный, претендующий на абсолютную достоверность и требующий принятия мира таким, каким он создан Творцом.

Научный, допускающий, что человек, используя разум и средства эксперимента, выявляет такие свойства и законы мира, из которых и складывается этот мир, так что он в принципе может быть познан до конца, а значит, и реконструирован в соответствии с теми целями, которые ставит человек.

Опыт ХХ в. наглядно показал, что претензия на тотальную реконструкцию Природы затрагивает некий жизненный нерв бытия самого человека. Радикально изменяя Природу, человек разрушает то место, в котором только и возможно его существование. Человек разрушает некое целое, частью которого он является.

В этом контексте и происходит смена миропонимания: картина мира вытесняется картиной жизни.

Для картины жизни в отличие от картины мира характерны два принципиальных момента: первое – стремление к получению знания об условиях сохранения жизни и реорганизации исторической практики в соответствии с этими знаниями; второе – рассмотрение перспективы действительности в образах виртуальной реальности и определение таким образом реальных последствий деятельности человека здесь и теперь, в данной исторической ситуации.

С этой точки зрения метаобразование следует определить как овладение картиной жизни.
Овладение картиной жизни предполагает способность отбора в виртуальной реальности образов жизни, которые соответствуют принципу гомеостата, т. е. такой системы жизни, которая поддерживает свои основные характеристики в допустимых пределах.
Овладение картиной жизни предполагает выявление и систематическое, организованное и отлаженное донесение до массового сознания тех требований, игнорирование которых ныне представляет все большую угрозу для сохранности жизни. Эти угрозы подчас столь же малозаметны, как и действие радиации на организм человека.

В известной степени здесь речь идет об определенном изменении мотивов истинного поведения, как оно понимается сегодня.

Мотивы истинного поведения сегодня имеют неосознанные или осознанные предпосылки. Неосознанная предпосылка – это авторитет ОНО (или, как сказал бы Хайдеггер, – MAN). Это – комплекс общинности, требующий следовать за роем, социальный инстинкт которого не может обманывать: масса всегда права. Осознанная предпосылка основывается на способности личности все подвергать сомнению и критическому анализу, действовать лишь в соответствии с собственным разумением, преодолевать давление ОНО, если этого требует разум субъекта.

Овладение картиной жизни требует качественно иных ориентаций. Исходным здесь не может быть ни авторитет ОНО, ни субъективное видение истины.

Предпосылкой здесь может быть лишь экспертное знание, профессиональная компетентность.

Нравственное поведение становится производным от персональной компетентности. Информационное общество реально требует массового поведения в соответствии с адекватным знанием и информацией. Однако здесь возникает немало сложных проблем.
Развитие информационных технологий ставит на поток создание инженернотехнических решений, подлежащих практической реализации, с огромной скоростью возникают созданные человеком новые искусственные ареалы, конгломераты, автострады, аэродромы, предприятия, средства связи. Происходит резкое сокращение времени между идеей и ее практической реализацией. Процесс развития приобретает взрывной характер.

Постоянное обучение, необходимость постоянного усвоения новой информации превращают жизнь в путь, схожий с автострадой, где необходимо мгновенно реагировать на динамику ситуаций.

Жизнь тем самым превращается в калейдоскоп событий. Жизнь утрачивает какое-то важное качество. 

Превращение жизни в калейдоскоп лишает ее возможности следовать смыслу.
В этой ситуации фундаментальная цель метаобразования – возвращение смысла.
На как это возможно?

Если объективное содержание жизни составляет калейдоскоп событий, то человек вынужден к моментальным реакциям на них. Однако события оказываются повторяющимися и образуют мир повседневных забот, лишенный духовного качества. Масса людей, погруженных в мир повседневных забот, следует бессознательной уверенности в том,
что за его кругом нет иного смысла.

Круг повседневных забот может иметь относительно низкий или высокий уровень в зависимости от материальных возможностей и запросов индивидов. Но суть его не меняется: он всегда ограничен повседневным миром.

Иной смысл постигается из знания неизбежного конца этого мира. Знание конца позволяет выделить подлинные ценности, составляющие сущность смысла.

В этом эвристическая ценность религиозных представлений об Апокалипсисе и Страшном Суде. Именно они позволяют дать оценку «правильности» или «неправильности» поведения здесь и теперь, каждого отдельного поступка. Соответственно, человек выстраивал свои поступки исходя из финальной перспективы мира.

В светской идеологии конечная перспектива определялась созданием наилучшего, насколько это возможно, общества. Содействие или противодействие рождению этого общества определяет качество и смысл жизни.

Коль скоро признается, что ни финальная перспектива мира, ни финальная перспектива истории не даны человеку как факт жизни, то и определение смысла через их определение оказывается субъективным, воображаемым. Смысл, таким образом, исчезает. Замена
смысла схематизмом целостности ситуационного бытия как раз и отражает эту экзистенциальную ситуацию.

Но это не снимает проблему возврата смысла. Задача метаобразования состоит в возвращении смысла.

Существует два пути возвращения смысла.

Первый – философский, связанный с переосмыслением метафизической проблемы, проблемы Абсолюта.

Второй – культурологический, связанный с обретением смысла в контексте феноменальной реальности.

Гипотетический эзотеризм

Информационное общество объективно подталкивает к переосмыслению философской проблемы. Вместе с тем оно несет в себе традиционные духовные ориентации. Этот сложный компот духовных ориентиров в процессе глобализации информационных связей потенциально оказывается перед всеми вообще и перед каждым в отдельности.

Традиционные религиозные и идеологические ориентации основаны на определениях абсолютного в качестве одной, единственной истины. В информационном обществе человек оказывается перед выбором абсолютного. Но как сделать правильный выбор, оказываясь перед плюрализмом представлений об абсолютном?

Философские трудности, связанные с определением природы абсолютного, породили в XX в. нарастающую волну нигилизма.

Критическая философия исключает Абсолют как недоказанную и недоказуемую в принципе реальность. Вместе с тем злоключения нравов ставят перед моральным сознанием вопросы: как нам быть с Абсолютом? Означает ли кризис в познании Абсолюта распад абсолютности как нравственной ориентации? Это – вопросы вопросов, вопросы возможности для человека признать для себя подлинность социальности и моральности.

Ментальность информационного общества под воздействием метафизического скептицизма устремлена к эмпирическим основаниям подлинности.

Технический прогресс, позволяющий создавать высококлассные, эстетически оформленные, автомашины, телевизоры, подталкивает человека к отождествлению подлинности бытия с существованием в связи с вещью, с окружением совершенного вещного мира. Разве этот мир комфорта не создает ощущения подлинности жизни? Это – прекрасный мир искусственных вещей, которые делают жизнь человека приятной во всех отношениях. Эта найденная истина бытия и должна стать универсальной, всеобщей. Но, как оказывается, в этой универсальности таится гибель всего этого мира.

Но есть возможность создать прекрасный мир для человека иным, нематериальным путем.
Философия определяет либо материальное, либо идеальное в качестве субстанции мироздания, из которой происходит все многообразие действительности. В зависимости от характера основания мира формируются и образ жизни человека, его основные
ориентации.

Исторический спор идеализма с материализмом происходил с переменным успехом. Так, Аристотель дал развернутую критику идеализма Платона, полагавшего, что идеальные прообразы предопределяют формы реальных вещей. Аристотель полагал, что эмпирически реальные формы являются предпосылкой и основанием тех идеальных форм, которые возникают в сознании человека. В противном случае мы должны прийти к признанию дурной бесконечности форм: любая эмпирически возникающая форма должна иметь свой идеальный прообраз. Эта линия критики плановского идеализма была продолжена номинализмом в Средние века.

Если идея, идеальный образ не может быть демиургом бытия, то тогда идеализм оказывается ограниченным лишь миром ощущений, субъективным миром. Что находится за этим потоком ощущений, человеку знать не дано. Споры о природе субстанции мира становятся лишенными теоретического смысла. К этому выводу приходит критическая философия Иммануила Канта. Однако этот вывод отторгался научной ментальностью, основанной на здравом смысле. Повседневный опыт человека убеждает в том, что окружающий мир состоит из материальных объектов, имеющих определенные свойства,
которые нельзя изменить произвольно. В этом их отличие от потока сознания, ощущений, которые могут не совпадать с реальными свойствами вещей, вводить в заблуждение.

Расцвет науки в ХIХ в. породил мощный подъем философского материализма. Философский материализм начал отвоевывать у идеализма основное пространство духовной жизни. Социальная психология изменилась настолько, что казалось вполне достаточным лишь поставить простые вопросы, такие как: «Существовала ли природа до человека?», «Мыслит ли человек при помощи мозга?», чтобы сделать очевидным крушение основных несущих конструкций идеализма.

Парадоксальным образом сам прогресс естественных наук в ХХ в. начал задавать вопрос за вопросом, которые ставили под сомнение здравый смысл. Так, например, оказалось весьма затруднительным одновременно точно определить импульс и координаты элементарной частицы. Корпускулярно-волновой дуализм материи обнаруживал очевидные ограниченности здравого смысла. Еще больше загадок принесло открытие кварков. С одной стороны, кварк – это реальность, однако в свободном состоянии эта реальность не наблюдается. И как теперь понимать основной постулат материализма, согласно
которому мир материален? Можем ли мы отождествить материю с чем-то конкретным, реальным или же она есть только общее понятие и не более того? Если это так, то философский материализм столь же субъективен в сущности, как и идеализм.
В ХХ в. стали накапливаться философские проблемы материализма, а вместе с этим возникли попытки концептуально выявить дилемму материализма.

Характерна в этом отношении теоретическая работа, проделанная
Джоном Петерсоном (Университет штата Род-Айленд)1 .

Петерсон начинает с исторического рассмотрения вопроса. Философы с древних времен рассматривали материю как сохраняющийся субстрат изменения, будь то вода, воздух, огонь, атомы или субатомные частицы. Трудности, связанные с выведением всего
многообразия явлений из какого-то определенного вида материи, подтолкнули Аристотеля к представлению, согласно которому материя – это не эмпирически фиксируемая реальность, а чистая потенция. В этом случае следует признать, что многообразие мира возникает как результат воздействия на материю некоей нематериальной силы.

Эта линия получает продолжение в концепции Декарта, согласно которой существует нечто принципиально идентичное в процессе изменений – это пространственная характеристика тела. Подобно тому как воск может принимать различную форму, иметь разный цвет, запах и т. д., но остается самим собой, так и материя не тождественна какому-то отдельному виду вещей и не сводится к чистой потенциальности. Она есть протяженность, принимающая различные формы.

Однако Декарт, как и Аристотель, вынужден вводить нематериальные силы – силы Разума и Бога, чтобы объяснить, как из тождественной в себе протяженности возникает многообразие мира. Для этого необходим толчок извне.

Теоретическая трудность материализма здесь очевидна. Если материя – это конкретная реальность (вода, воздух, огонь и т. д.), то тогда из этой реальности нужно вывести все многообразие мира, что представляется невозможным. Если материя – это высший род, то она не совпадает ни с одной конкретной реальностью, превращается в метафизическое понятие. Из метафизического понятия также нельзя вывести реальность мира.

Материалисты, таким образом, перестают быть научными философами, становятся метафизиками.

Как избежать этой ловушки? Если признать, что мир в своей сущности неизменен и однообразен, то тогда его можно объявить состоящим из материи как таковой, но в этом случае следует признать, что различия и изменения привносятся в мир нашим сознанием. Следуя этим путем, можно дойти до признания, что и сама материя есть продукт разума. Как современные ученые и философы пытаются примирить выводы науки с повседневным опытом и здравым смыслом? На самом деле очевидно, что отождествление материи с неким конечным субстратом – это результат влияния повседневного опыта. Современное утонченное научное знание, однако, свидетельствует о другом.

С точки зрения научного знания стабильность видимых вещей иллюзорна. Для субстанций этих вещей характерны волновые движения, электрические разряды и другие явления. Согласно Бертрану Расселу, субстанции здравого смысла не более чем логические конструкции. Реальный мир не субстанциален; он – не что иное, как последовательность пространственновременных событий, многообразное сочетание электрических разрядов в их динамике.

Встает вопрос: что стоит за этими событиями? Не приходим ли мы к заключению, что за началом и концом последовательных событий стоит энергия, как нечто присутствующее постоянно в потоке изменений. В этом случае мы возвращаемся к старой проблеме, проблеме однородного субстрата. Однако можно представить дело таким образом, что энергия стоит не за событиями, а находится в самих событиях. Всякое изменение есть по необходимости изменение чего-то. В своей сущности материя не есть субстанция или субстрат; она есть совокупность событий. Однако когда мы пытаемся ее познать,то не можем избежать представления о ней как о каком-либо субстрате типа жизненного порыва (élan vital) Бергсона. Т. е. материя в современной науке отличается от того, как она понимается здравым смыслом.

Это кажется спасением и для материи и для материализма. Здравый смысл и научные выводы здесь оказываются в разных пространствах. Пространство здравого смысла, его понятия уязвимы для критики, научное же пространство – не уязвимо. Мы можем считать материю бесконечным изменением. Мы судим об этом изменении с позиций определенной теории, которая кажется наиболее соответствующей нашим знаниям на сегодняшний день.
Однако, по мнению Петерсона, за этот выход из теоретического затруднения приходится платить высокую цену. Приходится принимать позицию, сформулированную Томасом Куном, согласно которой наука дает знание не о том, что происходит в действительности, а о
том, что необходимо делать, чтобы соответствовать априорной теории, или парадигме, принятой на сегодняшний день.

Таким образом, наука судит о фактах с точки зрения определенной теории, априорно принятой. Стало быть, она попадает в разряд субъективных верований. Ее отличие от других форм субъективных верований перестает быть принципиальным. Получается, что материализм – это основание разграничения науки от других духовных форм.

Отречение от понимания материи как субстрата имеет и другие негативные последствия. Это влечет за собой отказ от признания реальности изменений, происходящих в мире. На самом деле, изменяться может что-то реальное. Если его нет, то не может быть и изменений.

Готовы ли мы сегодня вернуться к точке зрения Парменида на мир как замороженное Единое? Поскольку с такой позицией согласиться трудно, можно на место изменений поставить последовательность происходящих событий. События не переходят одно в другое, а просто следуют друг за другом наподобие сигналов светофора: ни один
сигнал не превращается в другой; они следуют друг за другом. Так возникает видимый парад новшеств, происходящих в мире.

По отношению к вещному виру мы субъективно можем согласиться с такой точкой зрения, хотя она ставит немало вопросов.

Труднее ее принять в случае экстраполяции на нас самих, на «Я».

Если «Я» – это не константный субстрат, а серия событий, то тогда неясно, почему человек считает себя тем же самым. Получается, что люди просто условно называют друг друга постоянными именами.

Если личность – это лишь совокупность временных событий, то ей нельзя приписать фиксированного характера. Однако личности, с точки зрения здравого смысла, видят мир состоящим из субстратов, находящихся в изменении. Но это невозможно, если личности сами являются совокупностью событий, следующих друг за другом.

Личности всегда видят себя как субстрат, находящийся в изменении. Но если это верно применительно к личностям, то тогда было бы произвольным исключать это в отношении не-личностей. Если же материя подразделяется на субстрат личностей и на события не-личностей, то тогда получается, что личности и не-личности – это различные виды материи. И в этом случае различения относятся к чему-то, находящемуся вне материи.

Различия внутри материи можно объяснять действием формы.

Если форма не существует вне материи, то она реальная вещь. Если, однако, как утверждает Петерсон, для материализма, как научной философии, приемлема не любая онтология, а только та, которая ограничена физическими сущностями, то тогда понятия материи, формы, конечных причин не могут быть включены в арсенал научной философии, поскольку они эмпирически не верифицируемы.

Теоретические противоречия материализма и идеализма вполне реальны. И разрешение этих противоречий оборачивается новыми теоретическими проблемами.

Отсюда следует вывод, что в этих построениях не хватает какого-то существенного звена.
Так, для нас очевидно, что личность – это некая константа, сохраняющаяся от рождения до смерти. Однако мы знаем, что материальный субстрат личности постоянно обновляется: с точки зрения материальной новорожденный младенец и он же в зрелом возрасте – это
не одно и то же. Меняется и его сознание, поток его мыслей. Однако сохраняется его информационная константа при всех ее модификациях. Идентичность личности мы можем всегда установить хотя бы по ее генетическому коду.

С этой точки зрения возможен взгляд на мир, который выходит за пределы однолинейного материализма или идеализма.

В мире мы обнаруживаем «странные» явления, соединяющие в себе несоединимое. Такой реальностью, например, является слово: оно и материально и идеально.

Всем известна магия слова. Но не всякого слова как простого звука, а слова, несущего смысл. Слово не чистая материя, но и не чистая форма, а явление, влияющее на направленность поведения человека, а через него на формирование материи как материала. Слово в этом смысле играет роль информационная кода. Как таковое оно обладает эмпирической реальностью, конкретностью. И в то же время оно имеет в себе общее родовое начало. Это – не метафизическое понятие, а реальность.

В мире существуют реальности, которые упорядочивают определенным образом окружающий их хаотический материал. Через эти реальности мы и постигаем парадоксальную сущность мира. Как сказал философ и поэт,

«Осуществилося в нем ясно
Чего постичь не мог никто:
Несогласимое согласно,
С грядущим прошлое слито,
Совместно творчество с покоем,
С невозмутимостью любовь,
И возникают вечным строем
Ее созданья вновь и вновь»2 .

Мы здесь видим философский ключ к постижению реальности особого рода, а именно – цивилизационной реальности, которая открывает человеку знание оснований подлинности жизни.

Ощущение подлинности жизни возникает через магию слов. Человек с помощью магии слов творит мир, который в своем совершенстве рождает у него чувство восхищения и высокого удовлетворения. Без этого невозможно понять масштабы творчества великих писателей и
философов. Через них масса людей пассивно испытывает в виде отражения высокое духовное наслаждение, и этот процесс также воспринимается как подлинная жизнь.

Но и это состояние временное. Возврат к физическому миру неизбежен. Человек открывает порочный круг понимания подлинности жизни. Этим объясняется нарастающая популярность буддизма, как выхода из порочного круга физических и духовных страданий. Но это – путь ухода из жизни.

Существует лишь один якорь, удерживающий человека на поверхности океана жизни. Это – переживание абсолютного как момента жизни, как высшей и безусловной ценности.

Парадоксальным образом человек переживает исключительные моменты своего бытия в отношениях с иным, которое кажется другим индивидам чем-то тривиальным, не подпадающим под понятие абсолютного.

Таковы, например, отношения человека с животными. Особенно показательны здесь отношения человека с собакой или кошкой. Животное в отношениях с человеком проявляет свою абсолютную зависимость и, соответственно, верность, которую человек встречает ответным движением своего духа.

Это движение духа, поскольку оно становится частью внутренней сущности человека, может адресоваться самым различным феноменам мира: все зависит от направленности духа субъекта. Подтверждением этого является отношение человека к тамагочи, созданию искусственного мира. Это отношение может перерастать в любовь к игрушке как самостоятельной сущности.

И это можно понять: искусственный мир, как и мир животных, не несет в себе зла: измен, жестокостей и коварства. И это – основание исключительных отношений.

И все же проявления подлинности в отношениях между человеком и вещью, человеком и животным или искусственным созданием несут на себе печать определенной ограниченности. Подлинность здесь – это переживание самого человека, нечто одностороннее, субъективное.

Подлинность в ее объективном выражении – это момент коммуникации имеющих самосознание субъектов. Именно в такой коммуникации возникает абсолютное как осознанная реальность. И это – самая редкая и самая драгоценная реальность.

Человек открывает подлинность каким-то особым способом, особым чувством, непосредственным переживанием. Открытая подлинность осмысливается post festum, после того, как она возникла. Это – видение всего себя в ином. Это – погоня за самим собой, находящем ся в ином. Человек знает абсолютность через свое непосредственное
переживание. Но оно остается скрытым процессом, скрытым от самого человека, своего рода эзотерической тайной.

Сущность этой тайны – механизм самоотождествления, соединения различного в единое новое образование. Это и есть абсолютное.

Мы можем говорить о возвращении смысла через разгадку тайны абсолютного. Поскольку переживание абсолютного – это внутренний,закрытый процесс, то его анализ можно назвать эзотерическим. И поскольку результаты анализа не могут быть представлены как эмпирически и логически безусловно доказанные для всех, т. е. универсально значимые, то их можно охарактеризовать как гипотетические. Таким образом, мы имеем делом с возвращением смысла через посредство гипотетического эзотеризма.

Тайна абсолютного, которое является индивидам в качестве их непосредственного переживания, может толковаться как некое информационное послание. На самом деле, абсолютное – это не физиологический процесс, но это и не рациональная, логически обоснованная идея. Это нечто иное: знание, данное непосредственным образом. Но
оно не возникает из ничего. Откуда же оно возникает? Можно допустить, что в каждом человеке заложена информация, которая корреспондирует с определенной реальностью жизни таким образом, что в этом взаимодействии открывается абсолютное.

Это может служить основанием еще одной гипотезы, согласно которой существует информационное основание мира, связь с которым открывает человеку путь к абсолютному.

Информационная гипотеза

Природа информационного общества и научные открытия ХХ в. подталкивают философское сознание к тому, чтобы допустить наличие информационной основы универсума.

С этих позиций возможен новый взгляд на философскую концепцию Плотина об эманации Единого в Ум и Душу, с последующей их трансформацией, возвратом в Единое.

Возможна и новая интерпретация концепции ноосферы, которую развивали В.И.Вернадский и Тейяр де Шарден. Они исходили из гипотезы концентрации сознания как предпосылки возникновения человека и новой геологической эпохи, связанной с возникновением сверхличности на основе консолидации личностных сознаний.

Очевидно, однако, что эти концепции абстрактны, в них нет достаточной научной основы.
Попыткой найти такую основу можно считать версию информационных полей вакуума.

С точки зрения этой версии все физические процессы, в том числе и процессы жизнедеятельности, регулируются информационными полями вакуума. Именно они определяют формирование и эволюцию материи.

В силу бесконечности числа степеней свободы в вакууме величина флуктуаций информационных полей также может оказаться бесконечной. А это значит, что могут иметь место такие состояния, при которых вакуум обладает чрезвычайно высоким уровнем организации,которую можно представить как аналог сознания. Это значит, что информационный код Вселенной может возникнуть в результате флуктуаций информации в вакууме и стать тем идеальным Универсумом, который находит свое материальное воплощение в эволюции Вселенной. Тот факт, что Вселенная представляет собой чудо гармонии, взаимодействия космических тел, образующего постоянство, повторяемость событий, – это нечто фантастическое. Звездное небо над головой философ Иммануил Кант считал чудом, и это действительно так.

Мы точно не знаем ни действительных механизмов возникновения космической гармонии, ни реальных условий ее сохранения. Мы можем лишь отметить, что гипотетическая концепция информационных полей вакуума интересна и в том отношении, что она может служить объяснению ненаступления тепловой смерти Вселенной. Время,прошедшее с момента Большого взрыва, должно было бы отчетливо выявить наличие тенденции к тепловой смерти Вселенной. Однако вряд ли можно утверждать, что эта тенденция отчетливо выявляется.

Если информационный код, определяющий направления эволюции Вселенной, содержит в себе иные варианты развития, то тогда все становится на свои места.

Все это, конечно, гипотетические рассуждения, которые не могут быть подтверждены или опровергнуты фактически.

Для нас в этих рассуждениях существенно следующее: можем ли мы через информационную гипотезу обнаружить основания смысла цивилизационной активности человека?

Наш мир – это мир исторически возникших цивилизаций. Для этих цивилизаций характерны две тенденции, действующие в противоположных направлениях: тенденция к стабильности, основанная на гармонии, и тенденция к хаосу, возникающему вследствие нарушения
гармонии.

Если мы видим смысл в гармонии, то тогда хаос есть нечто разрушающее смысл. Как возникает массовое поведение, разрушающее гармонию, а стало быть, и смысл? Социальные науки post festum находят экономические, политические, социально-психологические мотивы деструктивного массового поведения. Но самое сложное –
это предсказание массового взрыва, который каждый раз возникает как землетрясение, как естественная катастрофа.

Это и заставляет рассматривать самые различные, самые фантастические варианты интерпретации эволюции цивилизаций.

Нарушение гармонии можно рассматривать в контексте не только исторических связей, но и связей вселенских. Если вселенская гармония основывается на весьма хрупком равновесии взаимодействующих материальных сил, то тогда и сравнительно слабое воздействие на механизмы гармонии может привести к ее полному разрушению.

Любая материальная система (механическая, физико-химическая,биологическая, социологическая) может находиться в стационарных состояниях только в том случае, если энергия внутренней связи ее компонентов превышает энергетический фон воздействия окружающей среды.

Метастабильную систему можно представить как совокупность элементов, в каждом из которых происходит постепенное нарастание процессов, подводящих систему к неустойчивому критическому состоянию. В этом состоянии и могут проявляться нелинейность, множественность состояний, цепные и лавинные процессы. Метастабильные
системы обнаруживают высокую чувствительность к предельно слабым воздействиям.

Это объясняет и истоки столь грандиозных влияний на жизнь социума, казалось бы, «незначительных» по своей физической силе информационных воздействий.

Информационная гипотеза как философская версия позволяет объяснить противоречивости современной цивилизационной ситуации.

С одной стороны, как оказывается, крайне важно учитывать решающую роль «малых воздействий» в нестабильной социальной ситуации. С другой стороны, необходимо учитывать возможность техногенных воздействий человека на вселенскую ситуацию. Ведь мы не знаем, насколько стабильной является эта ситуация.

Современная глобальная политика совершенно не учитывает космических взаимодействий. Предложение такого учета показалось бы современным политикам смехотворным. В основании их политических стратегий лежит стремление овладеть энергетическим потенциалом Земли, что в свою очередь обеспечивает контроль над территориями, над той средой, которая объявляется «пустым пространством»,которое должно быть подчиненно новым цивилизационным правилам жизни. Эти правила мотивированы идеями свободы, прав человека, которые сегодня сменили идеи прав высшей расы и жизненного
пространства.

Реальные действия, однако, определяются не столько идеями как таковыми, сколько калькуляцией соотношения сил. Так исторически было всегда. Могучие империи возникали в результате создания перевеса сил, а стало быть, одоления противника и присоединения его территории и потенциала. Парадокс истории, однако, состоял в том,что как только империя достигала пика своего могущества, начинался и ее распад.

Дело в том, что пик могущества означает вместе с тем и пик свободного поведения массы индивидов, которое оказывается произвольным по отношению к условиям стабильности социума.

С этой точки зрения следует рассмотреть и смысл «нового порядка» мировой жизни.

«Новый порядок» мировой жизни

Специфика современной ситуации состоит в том, что новый порядок в мире пытается установить не тоталитарная диктатура, проповедующая концепцию высшей расы, предназначенной управлять миром, а либеральная демократия.

Задача либеральной демократии по предотвращению мирового хаоса и решению глобальной цивилизационной проблемы была сформулирована известным американским политологом и бывшим помощником президента США по национальной безопасности Збигневом Бжезинским.

Бжезинский считает, что основная драма современной борьбы за мировой порядок развертывается в Евразии, т. е. регионе, где находится Россия.

«С того момента, – пишет Бжезинский, – как приблизительно 500лет назад континенты стали взаимодействовать в политическом отношении, Евразия становится центром мирового могущества»3.

Евразия занимает территорию около 49 млн. кв. км, тогда как Африка и Ближний Восток – 33 млн. кв. км, Южная Америка – 28 млн.кв. км, а Северная Америка – 23, 5 млн. кв. км. Население Евразии составляет более 4 млрд. человек, тогда как Африки и Ближнего Востока – около 770 млн. человек, Южной Америки – 335 млн., Северной Америки – 386 млн. человек.

Валовый национальный продукт Евразии составляет 34 трлн.долл., Африки и Ближнего Востока – 1,5 трлн. долл., Южной Америки – 1 трлн. 750 млрд. долл., Северной Америки – 8 трлн.100 млрд. долл.

Збигнев Бжезинский воспроизводит известный афоризм британского геополитика Мак Киндера: «Тот, кто правит Восточной Европой, владеет сердцем земли; тот, кто правит сердцем земли, владеет мировым островом (Евразией); тот, кто правит мировым островом,
владеет миром».

Вместе с тем он отмечает, что геополитика продвинулась от регионального мышления к глобальному, при этом превосходство над всем Евразийским континентом служит центральной основой для глобального главенства4.

В настоящее время, считает Бжезинский, Соединенные Штаты, неевропейская держава, главенствуют в международном масштабе.

Задача Америки – сохранение своей исключительной глобальной власти. Путь сохранения – это, вопервых, использование своего влияния в Евразии для того, чтобы создать в ней равновесие сил, с тем чтобы США могли выступать в качестве политического арбитра. Вовто
рых – это использование военной инфраструктуры, экономического динамизма и научно@технического потенциала для создания привлекательного образа, особенно среди молодежи всего мира, с тем чтобы морально легитимизировать имперскую политику, а США – как стандарт, который служит всем для подражания.

«Поскольку подражание, – пишет Бжезинский, – американскому пути развития постепенно пронизывает весь мир, это создает более благоприятные условия для установления косвенной и на вид консенсуальной американской гегемонии»5. Создание видимости консенсуальности американской гегемонии – такова действительная функциональная роль информационного обеспечения действий таких военных организаций, как блок НАТО.

Характерно, что, анализируя стратегическую перспективу, Бжезинский не включает Россию в главное ядро безопасности Европы, к которому он относит Францию, Германию, Польшу и Украину.

Более того, он вводит такое понятие, как «Евразийские Балканы»,которые включают Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, Армению и Грузию, а также Афганистан. Это зона межэтнических конфликтов, зона, богатая энергетическими и иными
ресурсами. Учитывая, что мировой спрос на источники энергии к 2015 г. возрастет на 50%, становится понятным и смысл военных акций НАТО на Балканах. Евразийские Балканы, как и Россия, – «профанный мир». Россия представляется как то «пустое пространство»,которое должно быть заполнено западным цивилизационным содержанием. Центр Евразии между расширяющейся Европой и Китаем, т. е. территория России объявляется «черной дырой», не имеющей пока своего самоопределения6.

Цель политики США – закрепление собственного господствующего положения в мире – рассматривается Бжезинским в контексте якобы «все более устаревающих структур ООН»7.

России предлагается добровольно отказаться от ее так называемых «имперских притязаний», сделать выбор в пользу Европы и Америки и признать, что процесс расширения Европы должен быть бессрочным историческим процессом, не подверженным географическим ограничениям8.

Таким образом, предлагается разрушить сложившуюся после Второй мировой войны относительную гармонию мирового порядка, дать толчок резкому изменению сфер военно-политического влияния со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе и возможностью возникновения ракетно-ядерной войны.

Концепция «нового порядка» мировой жизни может оцениваться с различных теоретических позиций. Существуют экономические и геополитические интересы, которые подталкивают определенные политические силы к поддержке такого рода концепций.

Но возможен и иной, не совсем обычный взгляд на эту концепцию. Он может быть мотивирован философией гипотетического эзотеризма.

Мы не знаем тех границ, в которых сохраняется мировая гармония. Мы лишь утешаем себя тем, что наше влияние на вселенские процессы является бесконечно малым. Однако, когда мы узнаем, что бесконечно малые воздействия при определенных условиях могут вызывать бесконечно большие, катастрофические последствия, философия нашей жизни должна меняться.

Возможен взгляд на концепцию «нового порядка» мировой жизни и с цивилизационных теоретических позиций. Эти позиции основываются на теории феноменальной субъект-объектной реальности. С точки зрения феноменологической земное пространство имеет различное качество. Эти различия получают свое отражение в двух категориях: это локус и топос. Правомерно поставить вопросы: с какими последствиями столкнется мир, если он примет перспективу установления либеральной империи? Каков будет результат
взаимодействия локоцентрических и топофилических тенденций в такой империи?