Основы информационной культуры поддаются конкретному анализу лишь в определенном социально-историческом контексте. Информация возникает вместе с появлением человека. Первые звуки членораздельной речи были определенной информацией. Можно говорить о специфических информационных системах применительно к различным этапам становления человека как родового существа. Соответственно, когда мы сегодня говорим об информационной культуре, то имеем в виду информационную систему определенного этапа общественного развития, а именно – постиндустриального общества.
Информационная культура – это фундаментальное измерение жизни постиндустриального общества.
Теоретические основы постиндустриального общества разрабатывались рядом западных теоретиков. В 60–70-х годах термин «постиндустриализм» стал популярен. Это произошло благодаря работам Дэниела Белла (Daniel Bell), а также Алена Турена (Alain Touraine).
Важную роль сыграли исследования Марка Постера (Mark Poster), Тома Стоуньера (Tom Stonier), Джеймса Мартина (James Martin) и других социологов.
Что такое постиндустриальное общество? Фундаментальным признаком постиндустриального общества считается коренное изменение структуры занятости. Более 50% работающих в постиндустриальном обществе заняты в сфере производства услуг.
Но это лишь одна из внешних характеристик постиндустриального общества. Другая важная его черта это рост удельного веса высококвалифицированного персонала во всех сферах производства и управления. И, наконец, третья наиболее фундаментальная особенность постиндустриального общества – это ключевая роль научных исследований в развитии производства и общества в целом.
Раньше производство и общественную жизнь вел за собой практический опыт. Теперь научное исследование прокладывает путь прогрессу во всех сферах жизни.
В этой связи встает вопрос: как мы определяем информационное общество и каково его отношение к постиндустриальному обществу?
Кажется очевидным, что, выделив наиболее существенные качества информационного общества, мы получим представления и об информационной культуре.
Информационное общество – это разновидность постиндустриального общества. Его специфика – универсальный охват жизни общества информационными технологиями. В сфере производства информационные технологии прокладывают путь автоматизации производства, новым системам контроля и распределения.
В сфере политической жизни информационные технологии прокладывают пути к новым механизмам демократической жизни общества.
В быту, в личной жизни появляется персональный компьютер, который обеспечивает информационную связь индивида с национальными и международными сетями, меняя радикально информационные горизонты человека. Имея в виду эту специфику информационного общества, некоторые теоретики именуют его обществом «третьей волны». Этот термин впервые применил Олвин Тоффлер (Alvin Toffler). Первая волна определяется доминированием технологий агрикультуры. Вторая – индустриальными технологиями. Третья – информационными.
Соответственно, широко распространены представления, согласно которым информационную культуру следует трактовать как умение пользоваться информационной техникой и способность формализовать знания таким образом, чтобы вводить их в автоматизированные системы.
«Совокупность знаний об основных методах представления знаний, – пишут В.Ю. Милитарев и И.М. Яглом, – вместе с умением применять их на практике для решения и постановки содержательных задач естественно назвать информационной культурой (ИК) – культурой обращения со знаниями, данными и информацией»1 .
Очевидно, что с этой точки зрения информационная культура должна пониматься как знание о знании и информации. Стало быть, информационной культуре мы можем научить людей. Создание компьютерных классов, обладание технологией использования персональных компьютеров, сетей и есть овладение информационной культурой.
Опыт, однако, показывает, что овладение знанием и умением – это лишь один аспект информационной культуры. И скорее он означает постановку проблемы, а не ее решение.
Расшифровка понятия информационной культуры предполагает выявление ее объективности как реальности, в которой живут и действуют индивиды, независимо от того, насколько совершенно они владеют компьютерной техникой и приемами составления программ.
Другим важным аспектом этой проблемы является отношение информационной культуры, связанной с накоплением, хранением и распространением информации, к культуре традиционной, связанной с формированием оснований духовной жизни общества.
Наиболее характерный теоретический соблазн нашего времени – это отождествление уровня культуры с количеством информации, доступной человеку для ее практического применения. И с этой точки зрения прогресс культуры совпадает с накоплением информации и ее распространением.
Как сказал один аналитик, сегодня отдельный человек узнает за один день больше нового, чем его предок, живший в саванне, узнавал за всю свою жизнь2.
Информационные системы накапливают огромный интеллектуальный потенциал, который при правильном его использовании может содействовать решению самых сложных проблем. Однако на этой почве нередко возникают ожидания, которые невозможно осуществить.
Возникли представления, что информационные системы создают гармоничные общественные отношения, обеспечивают полное изобилие товаров и услуг, исключают применение военных средств при разрешении международных противоречий и т. д. Исторический опыт показывает, что это далеко не так. Более того, информационный прогресс сопровождается интенсификацией цивилизационных и социальных конфликтов, так что человечество оказалось перед угрозой самодеструкции. Складывающаяся цивилизационная ситуация объективно требует изменения парадигмы бытия человека. Но это такое изменение, которое современному большинству покажется парадоксальным.
Большинство стремится к материальному изобилию. Здесь лозунг один: больше – значит лучше. Хотя в действительности это не всегда так. Стратегически же – это тупиковый путь. Сегодня во весь рост встает проблема наличия ресурсов, энергии и сырья для обеспечения жизни населения Земли. Дефицит ресурсов – это угроза стабильности, потенциальный источник новых военных конфликтов. Такая перспектива – реальность XXI в.
Теоретики информационного общества обычно отвечают на этот вопрос путем создания утопий. Информационные технологии создают предпосылки формирования такой среды, в которой человек получит возможность постоянно развивать свои творческие способности. Возникают практические проекты создания нового образа жизни. Японский исследователь Ёнеи Масуда (Ioneji Masuda) в своей работе «Информационное общество как постиндустриальное общество» выдвигает идею компьютопии – создания «новых городов» в Японии с инфраструктурой информационного общества, целью которого становится процветающее состояние творческих способностей человека, а не материальное изобилие.
Очевидно, что эта идея продуктивна, однако не ясно, можно ли путем распространения информации заставить человечество изменить привычную ориентацию на рост материального изобилия и потребления? Если нет, то каковы иные пути изменения направленности массового поведения?
Другой фундаментальной проблемой является судьба демократии.
Демократию сегодня считают следствием свободы информации.
Свобода информации сегодня создает предпосылки и нового тоталитаризма. Повсеместное внедрение информационных технологий делает прозрачной личную жизнь человека, лишает ее приватности. Это – осуществление известной антиутопии Джорджа Оруэлла.
Административные органы, службы безопасности во всех странах заверяют, что невиновным гражданам не следует бояться создания баз данных с описанием их личных биографических подробностей. Однако известно, что в данные компьютера могут быть внесены ошибки. Кроме того, существует и проблема субъективности интерпретации фактов. В итоге любой гражданин может стать объектом шантажа. Созданные в России частные службы слежения наглядно подтверждают эту истину.
Необходим демократический контроль за созданием и использованием служб слежения и баз данных. Если такого контроля нет, новые формы злоупотребления властью станут неизбежными.
Другим фундаментальным аспектом этой проблемы является скрытая власть крупнейших корпораций. Если будущее общество определяется информационными технологиями, то нужно уяснить, кто определяет эти технологии и их распространение в мире: это – не правительства и не народ, а крупнейшие компании, такие как IBM, «Exxon», «Mitsubishi», ATTLT, «Philips», «Siemens» и т. д.
Возникает и новый аспект международных отношений, связанный с информационным неравенством. Не означает ли информационное неравенство возможности рождения информационного колониализма? Информационная прозрачность как реализация принципа свободы дает преимущества тому, кто владеет новейшими информационными технологиями. Управляя потоками информации и определяя их содержание, можно управлять миром.
Прогресс информационных технологий ведет к созданию искусственного интеллекта, компьютера пятого поколения. Очевидно, что это переведет в новую плоскость проблему механизмов принятия адекватных решений и соответственно приведет к новой дифференциации наций в их возможностях самостоятельного определения стратегии социального поведения. Это особенно важно отметить в связи с тем, что новые информационные технологии ведут к созданию международных сетей, превращающих мир в одну ойкумену, что нарушает культурные традиции3.
Мир сталкивается с нарастающим разрывом между нациями в развитии информационных технологий. В то время как развитые общества производят силиконовые чипы, состоящие из сотен тысяч элементов, в Африке только один человек из восемнадцати имеет радио.
Очевидно, что мы являемся свидетелями глубокого изменения социальных реалий с весьма амбивалентными последствиями. На наших глазах рождается новый мир. Но какова глубина этих изменений и каковы их социальные последствия?
Может ли силиконовый чип изменить мир так, как это сделала паровая машина?
Естественно напрашивается аналогия информационной революции с промышленным переворотом.
Вне всякого сомнения, сегодня мы имеем дело с новым переворотом в системе производства. Если промышленный переворот состоял в использовании машин для выполнения физической работы, а умственная деятельность полагалась незыблемой прерогативой человеческого интеллекта, то современная научно-техническая революция создает компьютеры, которые с немыслимой для человека производительностью выполняют многие элементы именно умственной работы4 . Имеет место точка зрения, что мы вступаем в век «промышленного производства информации». Соответственно необходимы: переход к способам товарного производства массовой информационной продукции, создание эффективных технологий массового обобществления научных, технических, профессиональных знаний, отчуждения этих знаний от непосредственных производителей, с тем чтобы сделать их доступными потребителям с минимальными затратами; разработка эффективных и единообразных форм организации этих знаний, с тем чтобы их можно было легко передавать из одной сферы в другую5 .
Иными словами, подобно тому как в результате промышленного переворота родилось конвейерное производство, повысившее производительность труда и подготовившее общество массового потребления, так и теперь должно возникнуть поточное производство информации, обеспечивающее соответствующее социальное развитие по всем направлениям.
При этом не учитывается, что отчуждение знания не тождественно отчуждению прибавочного продукта. Производство знания зависит от творческого процесса интеллектуалов, а его нельзя «подстегнуть» кнутом.
Этим определяется и некоторая искусственность сопоставлений промышленной и информационной революций.
Чем же отличаются эти два явления?
Основные черты классической индустриальной революции заключались в следующем:< /p>
– использование новых основных материалов, главным образом
железа и стали;
– использование новых источников энергии, новых двигателей и видов горючего, таких как паровая машина и уголь, затем электричество, нефть и двигатели внутреннего сгорания;
– использование механических изобретений, таких как прялка
Дженни, машинных орудий, которые увеличивали производительность при малых затратах энергии человека;
– централизованная организация работы в фабричной системе,
которая привела к дальнейшей специализации функций, что вместе
с совершенствованием машин привело к созданию взаимозаменяемости частей и массовому производству;
– ускорение транспортировки и коммуникаций через создание пароходов и паровозов, автомобилей и в конечном счете аэропланов, а
также телеграфа, телефона и радио;
– и, наконец, развитие научных технологий6 .
Индустриальная революция сопровождалась и политическими, и социокультурными изменениями.
Изменения в политике отражали сдвиг экономической власти; сформировалась новая государственная политика, соответствующая требованиям индустриального, а не аграрного общества. В отличие от политических социокультурные изменения происходят медленнее, но их влияние глубже. В результате индустриальной революции произошло:
– снижение роли земли как основного источника богатства под воздействием огромных богатств, создаваемых индустриальным производством;
– изменение в тенденциях демографического и социального развития, включая рост городов, развитие рабочего движения, что отражало появление целого нового класса – фабричного пролетариата, возникновение новых форм авторитета как на производстве, так и в семье7 .
Как же обстоит дело с информационной революцией?
Во-первых, мы можем отметить появление таких новых материалов, как композиты, пластики, синтетические ткани, тонкие виды керамики и легких металлов. Но это не значит, что железо и сталь перестали использоваться. Продолжает использоваться и дерево. Вместе с тем новые материалы крайне важны в новых видах производства, особенно в производстве компьютеров.
Во-вторых, проблема источников энергии приобрела новый смысл: ископаемые источники энергии оказались на грани исчерпания; проблема теперь состоит в консервации ископаемых источников и переходе на возобновляемые источники энергии. В центре внимания – эффективное использование солнечной энергии.
Стратегическая задача состоит в том, чтобы обрести независимость от ископаемых источников. Это и будет революционная технологическая победа.
В-третьих, следует иметь в виду, что компьютерная техника формирует не саму машину, а скорее сердце, глаза, разум машины. Старые машины давали нагрузку на спину рабочего; новые – на его сознание и внимание. Соответственно, рабочий превращается в наблюдателя за машиной, тогда как старый рабочий с синим воротничком замещается роботом-«рабочим» со стальным воротничком. Но это не общественный класс.< /p>
В-четвертых, в системе транспорта информационные устройства позволили усовершенствовать системы электронного контроля и наблюдения в авиации и на железнодорожном транспорте. Они позволили также начать исследование космического пространства. Они начинают применяться и в автотранспорте.
Очевидно, что внешнее сопоставление этих двух феноменов дает не так много для понимания сущности информационного общества.
Вместе с тем бросается в глаза одна важная черта процессов, происходящих в производстве и на транспорте.
Новая техника связи, гражданские, текстильные, металлургические, химические отрасли и, конечно, электроника – все пользуются достижениями компьютерной техники. Они как бы объединяются общими компьютерными технологиями, превращаются в части общего социального организма. Человек, овладевший принципами управления информационной техникой, превращается в универсального специалиста, способного работать в различных отраслях.
Обозначается и другой фундаментальный сдвиг в объективной роли человека как фактора производства: человек становится демиургом природы.
Наиболее рельефно эта тенденция проявляется в сельском хозяйстве. Ранее успехи сельского хозяйства определялись производительностью труда. И впереди других здесь шли американские фермеры. В США менее 3% населения живет на фермах. Один рабочий фермы производит достаточно пищи для 84 человек.
Сегодня возникают новые критерии успехов сельского хозяйства, а именно – использование генетических технологий, основанных на возможностях компьютеров, что позволяет получать новые виды растений и животных, технологий клонирования и т. д.
Человек в известной степени берет на себя функции господа Бога, он вмешивается в механизм творения, не просчитывая до конца последствий такого вмешательства.
Но ведь речь идет о фундаментальных изменениях, которые могутоказывать драматическое воздействие на судьбу человечества. Естественно, хотелось бы определенности в такого рода «судьбоносных» решениях. Однако точных критериев для определения по сути дела неуправляемых процессов экспансии знания, информации и новых технологий пока не существует.
Для того чтобы оценивать социокультурные последствия такого рода сдвигов, предлагают исходить из «Первого закона Мелвина Кранцберга» (Melvin Kranzberg)8 . Этот закон гласит: «Технология не является добром или злом, она и не нейтральна».
Очевидно, что неопределенность заложена в формуле этого закона. Эта неопределенность отражает необычайную сложность взаимодействия технологий с естественным, социальным и культурным окружением.
Так, Генри Форд, изобретая массовый автомобиль, создаваемый на конвейере, рассчитывал дать всем дешевый личный автотранспорт.
И он сделал это. Но вместе с тем он не предвидел, что тем самым он изменит место работы миллионов людей, изменит социальную структуру пригородов, место сна, отдыха людей и даже место, где они занимаются любовью.
Новые информационные технологии оказывают влияние не только на отдельные стороны образа жизни людей; они затрагивают фундаментальные основания самой их жизни. В этом их принципиальная специфика, требующая понимания и правильной оценки.
Очевидно, что мы не можем, исходя из первого закона Кранцберга, в полной мере оценить последствия происходящего сдвига.
Неопределенность закона Кранцберга можно отчасти нейтрализовать, если отталкиваться не только от изменений в технологиях, но и от изменений самого человека как субъекта этих технологий.
Новые сети позволяют эффективно конкурировать в любом месте и в любое время. Высший руководитель может организовать встречи с ответственными исполнителями, находящимися в Токио, Лондоне, Нью-Йорке, как будто все находятся одновременно в одном месте, предоставляя для анализа графики, документы, необходимые для принятия решений.
[1] Информатика и культура. – Новосибирск, 1990. – С. 103.
[2] См.: Moudrykh V. Теория эволюции разума. – Moscow, 1999. – С. 113.
[3] Lyon D. The Information society: Issues and illusions. — Oxford. — Р. 15.
[4] См.: Информатика и культура. – Новосибирск, 1990. – С. 95.
[5] См.: Там же. – С. 96-99.
[6] См.: Information technologies and social transformation. — Wash., 1985, – P. 38.
[7] См. Information technologies and social transformation. — Wash. 1985. – Р. 39.
[8] См.: Information technologies and social transformation. — Wash., 1985. — P. 50.
|