I. Классическая концепция homo faber.
Предварительные замечания
Во второй половине XIX – начале XX в. на основе прогресса научного знания сложилась концепция homo faber, которая представлялась последней точкой в раскрытии тайны человека. Прогресс научного знания сбросил с нее религиозную, метафизическую пелену. Человек предстал как звено в цепи естественной эволюции животного мира, как объект научного исследования. Вместе с тем и была определена специфика homo faber как животного, использующего и совершенствующего орудия труда для реализации неограниченных возможностей в изменении при-родной среды. Это качество, и выделяющее человека из животного мира, и соединяющее его с ним, определяло фундаментальные основания понимания истории человечества и ее закономерностей. Макс Шелер отмечал, что концепция hоmo faber получает свое классическое оформление в русле натуралистических, позитивистс-ких, прагматических учений, отрицающих специфическую способность человеческого разума, отделяющую кардинальным образом человека от животного. “Инструментальный интеллект” человека, как теперь считается, находится в одном ряду со всеми другими психическими процессами и связями. Соответственно и дух есть лишь часть психики, внутреннего жизненного процесса. С этой точки зрения истинность деятельности homo faber задана его адаптивными качествами, инстинктами. Он не может освободиться от них, даже если бы и стремился к этому. Духовная же жизнь – это совокупность иллюзий, маскирующих подлинные движущие мотивы поведения человека.
Такой подход “снимает” представления религии и фило-софской метафизики как предпосылки образа жизни и деятельности человека. Единство человеческого и божественного, индивидуаль-ного рассудка и внеперсонального Логоса кажется не имеющим под собой реальной почвы. Осмысленность мира как целого в качестве предпосылки образа жизни и понимания направленности деятель-ности становится проблемой бытия, которая идентифицируется теперь с открытостью жизни и неопределенностью исторической перспективы.
Человек несет в себе основные инстинкты – размножения, самосохранения и укрепления власти, питания – и действует в соответствии с ними, используя свои приобретенные качества для наиболее эффективного достижения заданных инстинктами целей.
Homo faber константен в своей инстинктивной сущности; он не может освободиться от заложенных в нем инстинктов. Эти инстинкты идентичны у представителей различных этнических групп, наций, социальных слоев. Но формы их проявлений исторически изменчивы. В этом, как оказывается, заключена фундаментальная проблема. Дело в том, что изменение сущности человека – это не просто результат его приспособлений к изменениям внешней среды. Человек сам постоянно изменяет условия своего существования. В этой специфической для человека ситуации константность инстинктов может стать и становится для него нецелесообразной, иррациональной. До тех пор пока жизнедеятельность человека в соответствии с его инстинктами обеспечивает его существование в относительной гармонии с природой, человеческий род не подрывает естественных оснований собственного бытия. Как только жизнедеятельность человека превращается в фактор, разрушающий эту относительную гармонию, встает проблема смысла бытия, обретающая самостоятельное по отношению к существованию содержание. Биологическое существование дано человеку как животному. Бытие человека – это особый вид его существования, опосредованный осознанным смыслом жизни. У животного существование и бытие слиты воедино. Для человека характерно постоянное осмысление истины своего бытия. Поэтому он воспринимает бытие и существование как различные модусы субстанции жизни. Если человек не может быть тем, кем он, по собственному представлению, должен быть, то существование для него может утратить смысл, поскольку оно не совпадает с истиной бытия.
Классическая концепция homo faber исходит из постулата о естественном единстве человечества. Однако это единство не воспроизводит себя в структурах деятельности и поведения. В концепции тождества инстинктивных стремлений выпадает важное звено – обусловленность бытия человека определенным историческим смыслом. Этот смысл задается представлениями, формирующими критерии подлинности бытия. Понимание подлинности бытия человека может находиться в противоречии с естественными инстинктами. Те народы, которые осуществляют в своей исторической практике прорыв к осознанному коллективному пониманию ее общего смысла, становятся строителями определенной цивилизации и хранителями ее традиции. Принципы, определяющие этот смысл, поскольку они становятся стержнем традиции, воспринимаются как квинтэссенция духа народа, определяющего его историческую судьбу. Этим объясняется тот факт, что исторические народы выше всего ставят сохранение своих духовных ценностей. С точки зрения классической концепции homo faber, принципы, смысловые концепты, противоречащие инстинктам, являются иллюзорными в своей сущности.
Между тем от того, как определяется смысл бытия, могут зависеть направленность деятельности людей, их образ жизни. Здесь вступает в силу знание особого рода, не совпадающее с объективным научным знанием. Речь идет о социальном самосознании. Самоопределение, самопонимание, самооценка человека – это реальность, оказывающая не меньшее влияние на его поведение, чем анатомический или физиологический факторы. Но сущность ее идеальна. Знание об идеальном имеет отношение и к “коллективным индивидуальностям”, к социальным группам, классам и народам с их специфическими формами самоопределения, которые складываются исторически и находят свою реализацию в их нравственности и образе жизни. Народ, как и индивид, осознает свою абсолютную ценность, неповторимость, “нерастворимость” в абстрактных научных выводах и обобщениях.
Особенность исторической судьбы каждого народа оказывается связанной с его отношением к представлениям о вечности бытия. Все течет, все изменяется, все исчезает в потоке времени. Однако вопреки историческому времени народ находит предпосылки вечности своего бытия и в соответствии с ними строит формы семейной жизни, трудовую этику, свое государство. Ориентация на вечность придает всей жизнедеятельности человека субстанциальный характер.
Здесь мы имеем дело с любопытным парадоксом. Априорный постулат с позиций научной ментальности может считаться неистинным, мифологичным в своей сущности, поскольку он не имеет апостериорных предпосылок. Однако с позиций специфики самосознания он может оказаться истинным, поскольку его реализация в практике дает позитивный исторический результат.
Реалистическая политика, которая доминировала в XX сто-летии, как раз и исходила из признания иллюзорности вечных универсальных ценностей и общего разума. Признанное неизбежным противоборство глубинных интересов людей, их столкновение в фатальной схватке за выживание и господство породили три глобальных явления: 1) мировые войны и тоталитарные режимы, провоцирующие эти войны во имя утверждения своих интересов и представлений в мировом масштабе; этo явление можно интерпретировать как следствие инстинкта власти и экспансии; 2) угрозу экологического коллапса, как следствие инстинктивного расширения производства и потребления; 3) сексуальную революцию, обусловленную сломом “иллюзорных” моральных норм, регулирующих отношения между полами.
Обнаружившиеся катастрофические тенденции освобождения инстинктов из-под контроля общего разума порождают ответную волну религиозного фундаментализма.
С точки зрения позитивистской теории религиозный ренес-санс представляется историческим нонсенсом. Однако тот факт, что господство позитивистского менталитета приводит к образованию трещин в чаше, в которой сохранялась жизнь человечества, создает предпосылки для легитимизации религиозного сознания.
Все народы в той или иной форме оказались сегодня перед проблемой истины своего бытия. Эта проблема не может быть адекватно поставлена и решена без правильного понимания человеком самого себя. Классическая концепция homo faber ориентирует общественное сознание на всемерное развитие производства, чтобы лучше жить, увеличивать потребление. Народы мира смотрят друг на друга через призму этой концепции, сопоставляя уровни производства и потребления, своего богатства, стремясь догнать и перегнать своих конкурентов. Этим определяется и понимание свободы как возможности вести собственную игру в надежде на выигрыш в общей гонке.
Но в итоге человечество начинает движение к катастрофе. В этой ситуации встает фундаментальная философская проблема истинного пути homo faber.
2. Истинный путь. Homo faber как творец
константных оснований жизни
Рождение проблемы истинного пути homo faber свидетельствует о том, что естественные предпосылки существования человека под его воздействием перестают быть вечными и бесконечными. Соответственно и производственная деятельность человека утрачивает бесконечную перспективу. Человек оказывается в тоннеле истории, который заканчивается общим тупиком.
Встает вопрос: как найти выход из этого тупика? Как в этой критической ситуации следует определить смысл бытия человека?
Оказывается, что историческая судьба человечества зависит от идеального определения пути к реально возможному, аутентичному бытию. Лишь активность, соответствующая принципам аутентич-ного бытия, создает подлинный мир человека. Вместе с тем в своем эмпирическом выражении она может быть предметом массового подражания. В этом состоит возможность аутентичного социального бытия.
Поскольку аутентичное бытие обладает внутренней ценностью и может быть реализовано в многообразных практических действиях, оно как бы соединено с истинной бесконечностью. В этом смысле знание аутентичного бытия может быть названо метафизическим. Но это не спекулятивная метафизика в старом смысле слова. В этой философской гипотезе и содержится возможный ответ на ту драматическую проблему, с которой практически столкнулось современное человечество. С этой точки зрения можно оценить философские поиски, которые велись чистой феноменологией и экзистенциализмом, хотя и с разных исходных позиций.
Феноменология использует прием вынесения реального мира “за скобки”. Индивидуальность растворяется в универсальных структурах сознания, истинных в себе, не зависящих от природы, от исторически данных социальных структур.
Экзистенциализм связывает истину бытия непосредственным образом со свободным личным выбором. С точки зрения экзистенциализма истина бытия не универсальна, а индивидуальна.
В первом случае адекватность самоопределения оказывается обусловленной универсальной сущностью чистого сознания. Во втором – индивидуальной свободой. Стимулирующая роль этих подходов очевидна. И феноменологическая философия, и экзистенциализм заставляют человека пробудиться от спячки. Они обнажают тот факт, что “естественно” сложившийся образ жизни людей и формы деятельности могут оказаться губительными для них самих. Однако проблема homo faber здесь не находит своего разрешения. Дело в том, что производственная активность человека в развитом обществе задана совокупностью причин, не зависящих от его собственной, личной свободы или идеальных форм сознания. Она формируется в рамках определенной цивилизации и диктуется ее специфическими особенностями. Эти особенности являются историческим продуктом соединения внешних обстоятельств жизни со спецификой коллективной свободы.
Таким образом, проблема пути homo faber – это проблема аутентичности коллективной свободы, проблема этноса, народа как создателя и носителя цивилизации, определенных традиций. Индивид в системе коллективной свободы – это момент цивилизационного космоса, подчиняющегося его стереотипам. В этом подчинении индивид находит свою истинную самореализацию в качестве представителя данного этноса.
Но откуда берутся эти стереотипы, эти правила? Почему они имеют принудительный характер?
Обычно правила цивилизации выводятся из специфики внешних условий жизни людей. Это объясняется привычной парадигмой внешнего детерминизма.
В действительной истории, однако, люди в одних и тех же или сходных условиях могут руководствоваться различными и даже противоположными правилами жизни. Здесь и действует фактор коллективной свободы. Принятые народом правила жизни, формы солидарности, возникающие в историческом процессе, закрепляются духовно, поскольку они обеспечивают не только выживание этноса, но и его самоутверждение.
Вместе с тем коллективная свобода находит истину в самой себе, опирается на себя. Правила коллективной свободы формулируются пророками, великими учителями. Раз найденная структура коллективного поведения превращается в идеальную историчность, выражающую единство прошлого, настоящего и будущего народа. Поскольку народ несет в себе эту идеальную историчность, он становится константой истории, противостоящей любым негативным внешним воздействиям.
Идеальная историчность играет особую роль в сохранении константности бытия государств. Так, например, македонцы под руководством Александра сумели одержать блистательные победы над могущественными Афинами и Персией, создать грандиозную империю. Однако они не смогли сохранить великое государство, которое быстро распалось. Иной оказалась судьба Рима. Рим длительное время удерживал могущество, поскольку его граждане несли в себе идеальную историчность, идею “вечного города”, которой подчинялись частные интересы и граждан, и провинций. Эрозия этой идеи, изменение нравов привели в действие силы саморазрушения, и Рим пал, ослабленный внутренними противоречиями. Исторический опыт Римской империи долгое время служил идеальным ориентиром в формировании социального самосознания, обеспечивающего прочность исторического бытия государства. Но подлинным великим открытием можно считать то, что в идеальной историчности народ сохраняет себя даже в том случае, если распадается его государственность. Как известно, на развалинах Римской империи утвердилось духовное влияние христианства. Ватикан оказался идеальным преемником Рима. Опираясь на христианство, папы утвердили новую идеальную историчность и распространили свое влияние на огромные территории. Аналогичным образом раздробление возникшей под воздействием ислама огромной империи арабов не повлекло за собой фатального упадка его влияния. Он не только сохранил, но и в конечном счете расширил свое влияние. Идеальная историчность придает повседневным формам жизни и деятельности субстанциальный характер, обеспечивая воспроизводство народа в его фиксированных качествах. Проверенная опытом идеальная историчность становится константой социального самосознания народа, определяя наследственную передачу форм семейной жизни, трудовой этики, социальных отношений, коллективной солидарности. Народ обретает в идеальной историчности свою внутреннюю сущность и оберегает ее как святыню. Вместе с тем исторический опыт показывает, что народ, как и отдельная личность, может сделать свободный выбор, выйти за устоявшиеся рамки, определяемые традицией идеальной историчности. Выход за эти рамки – всегда исторический риск, скачок в новое бытие. Это могут быть скачки в “никуда”, но это могут быть и скачки прогресса, бурного государственного развития. Яркой иллюстрацией последнего является коренное преобразование России во время царствования Петра Великого. Россия по воле Петра за время жизни одного поколения была превращена в одну из наиболее мощных в экономическом и военном отношениях держав Европы. Это было немыслимо сделать без радикальной смены духовных ориентаций.
Специфика коллективной свободы имеет принципиальное значение для характера цивилизационного развития. Коллективная свобода, основанная на религиозной вере, имеет общий смысл, который состоит в том, что земная жизнь и деятельность во всех
их проявлениях должны служить подготовкой к инобытию, как соединению с вечностью. Ориентация земной жизни на вечность обеспечивает воспроизводство ее общих форм в смене поколений. Эта тенденция проявляется как на Востоке, так и на Западе. Вместе
с тем в ней таится опасность формирования равнодушного отношения к внешним условиям земной жизни. Запад осуществил нейтрализацию этой угрозы путем переноса акцента с вечности сублимированного метафизического идеала как ориентира жизни
на обеспечение относительной константности бытия в системе реальных отношений. Такая мировоззренческая переакцентировка превращает качества homo faber в критерий социальной значимости личности вообще.
Константность бытия, как относительная его прочность, опирается на превосходство в мастерстве, силе или их определенном сочетании. Признание истинности стремления к константности бытия коренным образом меняет дух цивилизации. Энергия народов концентрируется в сфере практической деятельности, направляется на достижение реалистических целей, стимулируется всеобщей конкуренцией. Определяющими для понимания истинных ориентации общественной жизни становятся лишенные иллюзий “большие идеи”: идея власти и идея прогресса.
Обе идеи рассматривались как взаимосвязанные: власть позволяет концентрировать большие средства для обеспечения прогресса; прогресс создает предпосылки экспансии власти. Человек здесь находит реальные пути своего самовозвышения. Условием подлинности бытия становится соревновательная способность homo faber. Homo faber оказывается духовным центром эпохи. Национальные и всемирные выставки, национальные и международные спортивные состязания, фестивали культуры и конкурсы искусства – все это отражает общий этос десакрализованной цивилизации. Ориентация на прогресс знаний и технических возможностей подняла на поверхность социального субъекта, способного оптимальным образом концентрировать производственный и научно-технический потенциал для решения общенациональных задач.
Быстрый прогресс наций и обострение конкурентной борьбы между ними – характерная черта этой формы цивилизации.
XX в. оказался и вершиной такой цивилизации, и началом ее упадка. Социальная теория и философская мысль фиксировали очевидные слабости, потенциальную угрозу саморазрушения, заключенную в самом типе десакрализованного конкурентного мышления. Как подчеркивал Карл Манхейм, “ложное мышление состоит в том, что современный человек еще не познал смысл и направление спонтанных процессов роста на современной ступени развития и недостаточно понял, что на этой стадии всеобщей взаимозависимости ни один член этого процесса не может длительно извлекать преимущество из несчастья своего партнера”1). Манхейм отмечал, что притязания больших и малых государств, использующих все более совершенные средства военной техники, подготавливают не мировой порядок, а самоуничтожение.
Теоретический ответ на вызов времени был найден в отказе от вертикальной имперской иерархии, в признании равноправия народов, неотчуждаемости их свободы и права на самоопределение, в переходе к горизонтальной структуре взаимовыгодных между-народных связей. В этой системе отношений формируется новая цивилизованная иерархия, основанная на признании реальных достижений народов в материальном производстве, экономическом и социальном развитии, в созидании культуры, становящейся объектом общего притяжения.
Коллективная свобода обретает позитивную направленность, поскольку основывается на стремлении к совершенствованию производства, к саморазвитию. Успех определяется уровнем научных и технических знаний, умением реализовать их на практике. От этого начинает зависеть и богатство наций. Вторая половина XX в. – это период триумфа идеи научно-технического прогресса, обус-ловленного приходом эры высоких технологий. Он приводит к глубоким сдвигам и в социальной психологии. Новые технологии диктуют новую дисциплину труда и новый тип поведения человека. Его сущность все более отождествляется с творческой деятельностью, имеющей общезначимый характер, обусловленный превращением научного знания в исходную предпосылку производственной и социальной деятельности. Народы, первыми осознавшие особенности этой эры и сделавшие необходимые практические выводы, выходят на лидирующие позиции.
Человечество вступает в новую стадию развития, опирающуюся на понимание homo faber как носителя информационной культуры. Национальные культуры начинают обретать общий знаменатель, обусловленный универсальностью научного знания и расчета; происходят глубокие перемены в образе жизни народов мира. Внеперсональный разум, который традиционно понимался как атрибут Абсолюта, теперь получает реальное эмпирическое выражение в информационных системах, общезначимом знании, универсальном интеллекте. Исходным началом становятся производство знания, общие правила действия интеллекта. Складывается представление, что человек обретает адекватную его непрерывному саморазвитию сущность в движении научного и технического знания, что научный профессионализм позволяет находить решения любых проблем.
|