4. Феномен абсолютного эмпирического страха. Моральная паника

Абсолютный эмпирический страх — дитя XX в. Это страх перед угрозой всеобщего уничтожения путем использования средств, созданных самим человеком.

В ходе Второй мировой войны возникло представление о так называемом абсолютном оружии. Как известно, это представление было распространено в сознании немцев, подверженных влиянию нацистской пропаганды. Канун гибели гитлеризма, идеология которого была основана на постулате об абсолютной свободе политики от пут совести, нравственности и культуры, породил веру в возможность его чудесного спасения. Как мы теперь знаем, эта вера отражала в весьма искаженной форме ход работы над созданием атомной бомбы. Абсолютная свобода требует для своей реализации абсолютного оружия.

Такое оружие было создано, и применение его означало новую “атомную эру” в жизни человечества. Наличие этого оружия порождает “великий страх”, который теперь сопровождает бытие человечества. Это страх перед возможностью последнего “судного дня”. Поскольку здесь речь идет о возможности в любой момент гибели всего человечества, то и отношение к такой возможности обретает свои особенности. Она размывает основания субъективной самоуверенности абсолютной власти. Абсолютное оружие дает его обладателю абсолютную власть — власть над человечеством. Но поскольку с ней связана возможность гибели человечества, а значит: и субъекта абсолютной власти, то она становится бессмысленной. Это — парадокс абсолютной власти. Абсолютная власть накладывает печать на социальную психологию.

Поскольку абсолютное оружие оказывается средством власти над жизнью целых народов, а не только отдельных индивидов, то оно может рассматриваться как средство политического шантажа, требований об отказе от фундаментальных ценностей ради сохранения жизни.

Если народ привержен фундаментальным общественным ценностям, то реальность такой угрозы может сопровождаться периодами “моральной паники”.

“Моральная паника” — это реальное состояние общества, при котором отчетливо видится угроза общепринятым ценностям, основаниям сложившегося образа жизни. В этой ситуации носители духовных ценностей используют средства массовой информации для формирования чувства тревоги за фундаментальные социальные и нравственные ценности, которые оказываются перед угрозой гибели. Интеллектуальная элита общества стремится создать духовные баррикады для отражения угрозы ядерного шантажа.

Моральная паника служит мощным стимулом для гонки ядерных вооружений, которая ведет к неограниченным тратам на производство новых вооружений с целью обеспечения ядерного превосходства как основы сохранения принятых социальных ценностей.

Вместе с тем возникает тенденция повторения одних и тех же патовых ситуаций без конечного разрешения главной проблемы. Возникает порочный круг моральной паники. Ангер Шелдон1), социолог Торонтского университета (Канада), выделяет три больших волны гонки вооружений в США, вызванных приступами моральной паники: волна Трумэна, волна Эйзенхауэра —
Кеннеди — Макнамары и рейгановская волна. Их предпосылкой оказались: создание в Советском Союзе атомной бомбы; запуск спутника и Карибский кризис; возникновение окна уязвимости и война в Афганистане. Иными словами для моральной паники необходимы определенные реальные основания. В то же время моральная паника формируется массированным воздействием духовных авторитетов и средств массовой информации и обретает собственную инерцию под воздействием идеологических стереотипов.

Возникает вопрос: как можно разрубить порочный круг моральной паники? Ответ на этот вопрос оказывается возможным, если мы признаем, что наши исторически сложившиеся представ-ления о политике пришли в глубокое противоречие с новыми реальностями. Без этого выход из возникшего исторического тупика оказывается невозможным. Поскольку считалось, что атомная бомба — это уникальная эмпирическая основа ядерного страха и возможный источник самоуничтожения человечества, философская мысль усматривала в ней отправную точку формирования качественно новой политики. К.Ясперс именовал такую политику сверхполитикой, выходящей в своих принципах за пределы исторически сформировавшегося понимания политики.

Политика понимается как совокупность идей и действий, определяющих достижение определенной группой, классом, государством гегемонии, доминирующего положения и реализации главной цели, которая выражает частный интерес. С точки зрения сверхполитики, исходным должен быть не частный социальный интерес, а универсальный моральный принцип. Первоначально эта идея казалась крайне наивной. Однако с течением времени она завоевывает не только спекулятивные умы философов, но и прагматичные умы политиков.

Абсолютный эмпирический страх перед ядерным оружием определенное время казался единственной исключительной формой такого страха. Однако это представление оказывается узким. Жизнь показывает, что возникают все новые и новые основания абсолютного эмпирического страха. Они вырастают на почве мирных форм человеческой деятельности. Это обстоятельство заставляет обратиться к переосмыслению самих оснований прогресса, индустриализма, смысла общественной практики. Возникает страх перед, казалось бы зрелыми плодами разума и деятельности человека. Этот вывод подтверждается конкретными фактами производственной деятельности людей, следствием которой становится угроза экологической катастрофы.

Имеется и другой аспект обострения проблемы исторического бытия — это динамика потребностей человека, их рост при сокращении возможностей их удовлетворения. В этом случае возникает специфическая ситуация, означающая, что удовлетворение потребностей одного человека ведет к сокращению возможности удовлетворения потребностей другого внутри своего собственного общества.

Стремление удовлетворить потребности за счет другого человека — это предпосылка экспансии преступных форм поведения. Она требует и массовой готовности к защите своих интересов и даже жизни. Свое общество перестает быть своим миром для человека.

В этой ситуации кажется естественным стремление человека владеть оружием, ибо оружие оказывается предпосылкой выживания, сохранения существования. Массовое владение оружием в свою очередь влечет расширение возможностей преступных действий. Возникает специфическая “культура насилия”, которая предполагает систематическое его использование и как следствие — владение огнестрельным оружием в широких масштабах1).

Люди становятся заложниками того мира, который они сами создали. Этот мир порождает нарастающее чувство общей тревоги.

5. Общая тревога и метафизика самосознания.

Философия для “века смерти”

Общее чувство тревоги возникает как некое безобъектное ощущение скрытой угрозы для бытия каждого. Это не угроза конкретного преступного действия, а угроза потери позитивной перспективы человеческого существования. Здесь нет места тривиальной трусости, которая связана с отношением боязни к определенному объекту или субъекту. Общее чувство тревоги — это не боязнь в обычном ее понимании, а возникающий на этой почве страх — это не трусость. Они относятся к осознанию тупиковой перспективы бытия человечества. Эта перспектива пока что не является эмпирической реальностью. Однако имеющиеся тенденции в динамике предпосылок бытия делают ее все более вероятной. Загрязнение окружающей среды, парниковый эффект, озоновые дыры, новые грозные болезни, массовая нравственная деградация — это не просто побочные продукты прогресса, а реальная угроза самому существованию человечества.

Философские основания этой угрозы осмысливаются внутри экологических движений, идеологи которых рассматривают эрозию естественных предпосылок бытия человека как бунт природы против насилия, чинимого над ней человеком. Установление гармоничных отношений с природой требует новой философии, новых знаний, формирования нового образа жизни. Но все упирается в инерцию миллионов, миллиардов людей, сросшихся с определенным образом жизни, в инерцию экономики индустриального развития. Мгновенно остановить это движение, значит привести человечество к грандиозному крушению.

Вместе о тем очевидна и необходимость духовной мутации человека во имя собственного спасения.

Наука не может дать определенного ответа на вопрос, каким путем идти, чему отдать приоритет: настоящему или будущему, своему собственному интересу или интересам будущих поколений? Ведь мы и не знаем, какими будут люди в будущем: будут ли они ответственно относиться к судьбе человечества или станут пустыми прожигателями жизни. Когда ученые начинают говорить о приоритете ценностей человечества перед ценностью отдельного индивида, они не уточняют, что такое человечество. Ведь человечество вообще — это абстракция, за которой могут скрываться человеконенавистники, расисты, убийцы, преступники, жулики, воры, лгуны, клятвопреступники. Есть ли смысл честному человеку жертвовать собой ради такого рода индивидов?

Очевидно, что убедительный анализ этих проблем с позиций традиционно понимаемой объективности научного исследования просто невозможен. Здесь необходима предварительная разработка принципов культуры самосознания, позволяющих исследовать внутренние качества субъекта и предпосылки его адекватной ориентации. Например, индивид — это эмпирическая реальность, наиболее очевидная для него самого. В этом контексте понятно, почему эгоистические ориентации оказываются столь реальными. Традиционные научные подходы должны отталкиваться от этой реальности в построении экономических и социальных теорий. Однако в эгоистическом выборе заключается возможность полного одиночества человека и бессмысленности его бытия вообще. Можно сказать, что разрешение этого противоречия заключается в качестве общества.

Если общество составляет реальную социальную среду, обеспечивающую действительную безопасность, солидарность и позитивную самореализацию каждого, то противоречия индивидуализма и коллективизма снимаются.

Исторически коллективизм обретает характер частной — кастовой, сословной, классовой, этнической, расовой, национальной, групповой солидарности. В этих формах солидарности личность освобождается от страха социального бытия. Однако она вынуждена встать на путь конформизма и утраты своей индивидуальности. Спасение от конформизма можно видеть в индивидуализме. Но и принцип индивидуализма абстрактен и не дает ответа на вопрос об адекватном самоопределении личности. Индивидуалист может быть великим художником. ученым, но может быть и преступником.

Следование абстрактному принципу кажется формулой спасения. Впрочем, в этом содержится проявление специфической метафизики самосознания. Можно сказать, что метафизика самосознания — постоянная духовная среда, в которой находится современный человек, уверенный в том, что его сознание свободно от всякой метафизики.

Метафизика самосознания возникает на определенной социально-исторической почве, когда появляются объективные условия для привилегированного положения народа, общественного класса в системе международных или социальных отношений. Осознание этой возможности превращается в лейтмотив исторического бытия. Так, религиозное представление, согласно которому Израиль — избранный богом народ, в своей сущности идентично представлению о Китае как центре Поднебесной. В этом же ряду идут идеи Рима как Вечного города, Москвы как Третьего Рима и т.д. Исторически формируются и идеи об особой миссии каст, сословий, классов, организаций, отдельных личностей. На определенном этапе они могут выполнять общие социальные функции и в этом — объективное основание их особого положения. Со временем, однако, их объективная социальная роль изменяется. Между тем особый социальный статус сохраняется, становится самоцелью. На этой почве и возникает метафизика самосознания.

В XX в., в условиях распространения идеи социального равенства, мощное влияние получают ценности индивидуальной самореализации. Они обретают широкий характер, распространенным становится и страх утратить их. Личности, стоящие на страже этих ценностей, обретают в массовом сознании символический характер, идеальный образ. Через этот массовый идеальный образ индивиды начинают оценивать самих себя и претендовать на особое сверхчеловеческое положение. Явление сверхчеловека в современном мире — это массовый феномен. Индивиды превращаются в магические фигуры. Немалую роль в такой трансформации играют средства массовой информации.

Сверхчеловек ощущает специфический страх перед возможностью утраты своей необычной сущности. На этой почве возникают различные проявления современного шаманства, патологических черт массового поведения. Возрождение шаманства кажется парадоксом в условиях господства научного менталитета. В нем содержится самокритика культуры. Нельзя не видеть, что патология массового поведения связана не только с интеграцией множества страхов в общий нерасчлененный страх, но и с неверием в силу культурных традиций. В религиозной сфере это находит свое выражение в периодических вспышках антихриста. В обыденной жизни негативизм проявляется в сквернословии, надругательстве над памятниками истории и культуры, могилами предков. В искусстве — в отрицании красоты и разума как его основополагающих принципов. В традициях культуры уже не видят пути к общему спасению. Этот скепсис оказывается исходным пунктом духовной деградации. Духовная деградация рождает опасность самораспада общества,

В условиях возникающих тенденций самораспада общества из явления временного и случайного страх становится тенью, сопровождающей бытие человека.

Характерно, что теоретическая мысль XX в. обратилась к анализу страха как константы человеческого бытия. З.Фрейд, как известно, дал психологический анализ константных проявлений страха, усматривая их истоки в специфике межличностных отношений. Вытесненные в сферу бессознательного страхи, основанные на сексуальных отклонениях, живут в человеке даже тогда, когда он не осознает их действия. Они могут обретать характер свободных страхов без видимых объектов, а также фобий, т.е. патологических форм их проявления.

Фрейд дал свое объяснение и религиозному, метафизи-ческому страху. Он подчеркивал, что страх перед высшим началом коренится в специфике формирования психики ребенка. Вера в высшее начало является выражением отношения ребенка к родителям. Это отношение находит свое выражение в Я-идеале или сверх-Я, которое и является высшим существом. “Будучи маленькими детьми, — писал Фрейд, — мы знали этих высших существ, удивлялись им и испытывали страх перед ними, впоследствии мы приняли их в себя самих”1).

Универсальность чувства страха, согласно Фрейду, следует выводить из общего процесса формирования бессознательного и структуры сознания. Однако такое объяснение представляется недостаточным, поскольку оно не учитывает социально-исторических корней страха.

С социологической точки зрения константность страха является следствием обшей социальной ситуации бытия человека, разрыва индивидуального самоопределения с общими социальными требованиями. Наиболее очевидные примеры этого — вступление юноши в мир “взрослой жизни” и выпадение пожилого человека из привычного мира сознательных связей и активной деятельности.

Резкое изменение статуса, угроза такого изменения порождают страх в сознании человека.

Страх с социологической точки зрения определяется угрозой снижения социального статуса. Чем выше социальный статус, тем сильнее ощущение страха перед угрозой его потери.

Массовые явления страха связаны с глубокими изменениями социального положения общественных классов в динамике исторических сдвигов, революционных изменений. Аналогичным образом общая социальная неустойчивость формирует скрытые страхи в сознании людей. Они детерминируют массовое поведение.

Создание условий для “гладких” переходов в изменении социального статуса — характерная черта демократической социальной политики. Но и она не решает всех проблем. И психологические, и социальные проблемы страха подчас представляются вполне разрешимыми при соответствующем научном подходе к ним. Для этого необходимы лишь консультации специалистов.

Вместе с тем проблема страха, как представляется, начинает выходить за уже осмысленные психологические и социологические ее рамки. Современный этап научно-технической революции, связанный с развитием атомной энергетики, новых отраслей химической промышленности, информатики, породил качественно новые ее аспекты. Недостаточная компетентность в управлении производством ныне может порождать грандиозные промышленные катастрофы. Пример аварии на Чернобыльской АЭС в этом отношении весьма показателен. Сегодня могут возникать свои “Чернобыли” в экономической и политической сферах. Это объясняется глубокой взаимозависимостью всех сфер и всех сторон жизни общества. Вот почему сегодня недопустимо любительское отношение к государственному управлению.

Решение проблемы страха сегодня тесно связано с проблемой механизма селекции руководителей в экономике и политике. Историческая традиция здесь носит популистский характер. Лидер-популист всегда действует с помощью приемов демагогии, скрывая ими свою некомпетентность. Следствием некомпетентности может стать тотальный кризис общественной системы.

Формирование общего социального разума — это одна из ключевых предпосылок преодоления иррационализма толпы и некомпетентности руководства. Каждый народ в конечном счете находит здесь свои пути. Однако следует сказать, что существует и общая логика формирования социального разума, усвоение которой должно стать неотъемлемым компонентом духовной культуры.

В этой связи принципиальное значение приобретает рассмотрение философского аспекта проблемы страха. С философской точки зрения, общий исток страха коренится в специфике бытия человека.

Человек объективно нуждается в онтологической сетке бытия, без которой он теряется в мире, утрачивает понимание направления своей жизни. Эмпирическое знание того, что лучше и что хуже в данных обстоятельствах, и выбор лучшего могут оказаться ошибочными в сумме всех частных выборов. Онтологическая сетка необходима, чтобы избегать такого рода эмпирических ошибок. Но что представляет собой эта сетка — произвольное субъективное мировоззренческое построение или она является объективной формой, придающей позитивное содержание жизни человека, преодолевающей неопределенность и пустоту ничто?

Ничто есть предпосылка свободы человека, поскольку в нем нет предопределения его судьбы; вместе с тем ничто есть источник фундаментального страха. Средством преодоления этого страха является соединение с вечностью в человеческом деянии. Ограниченность во времени бытия человека ставит под вопрос саму возможность такого соединения. Сегодня встает проблема философской рефлексии для каждого индивида в качестве предпосылки его адекватного самоопределения. Индивидуальный выбор, взятый в своей массе, определяет судьбу всего человечества. Это специфическое явление нашего времени. Оно диктует необходимость универсального, глобального самосознания. Не случайно в наше время встал вопрос о переосмыслении того фундаментального исторического выбора, который предопределял формирование современного человека, технологии и сложившегося отношения между человеком и природой.

Встав на путь технологии, человечество поставило себя в центр бытия. История, с этой точки зрения, есть трансформация природы, создание удобного для человека мира. Но этот путь выявил безграничные разрушительные возможности технологии, созданной человеком, и поставил под угрозу его собственное бытие. Не значит ли это, что следует переоценить весь путь технологии и те духовные предпосылки, которые лежат у его начала.

Эта проблема была поставлена М.Хайдеггером. Он полагал, что корни науки и технологии лежат в западной метафизической традиции. Ее необходимо переоценить ради спасения человека. Движение вперед оказывается движением назад, к тому историческому рубежу, когда человек был открыт истине, видел мир как целое и себя в нем в качестве органичного элемента. Разделение мира на объект и субъект, противопоставление человеком самого себя миру как объекту и есть первоисток той трещины в бытии человека, которая грозит превратиться в пропасть, способную поглотить самого человека.

Сегодня такая позиция все чаще рассматривается как ключевая предпосылка адекватного понимания бытия человека, спасения его от фундаментальных угроз, а, значит, и от страхов, которые парализуют его разум и нравственное чувство. В этой позиции Запад смыкается с традициями философии Востока. Человек, включаясь в манипулирование внешними предметами для достижения своих внешних целей, “забывает” о себе самом, о своем внутреннем совершенствовании. Это происходит под воздействием такого научного менталитета, который признает только факты и их обработку с помощью математических принципов. Для того чтобы человек вновь “нашел” самого себя, ему необходимо изменить взгляд на природу, увидеть в ней свободный субъект, который формирует себя в соответствии с определенными принципами.

Человек должен строить свои отношения с природой как субъектом, вводить в эти отношения категории дружбы, любви, сотрудничества. В этом случае он может рассчитывать на встречное позитивное движение со стороны природы. Такой взгляд как раз и характерен для восточной философской традиции. Механисти-ческое воззрение, утверждающее бесконечность космоса и таким образом подтверждающее доминирующее значение смерти, контрастирует с религиозным утверждением вечности жизни, душ к и духа.

В настоящее время получает распространение позиция, согласно которой человечество, слепо двигаясь по пути совершенствования технологии и расширения масштабов ее использования для эксплуатации природы. вступает в “век смерти”1). Раскрытие онтологических оснований кажущихся безграничными разрушительных возможностей технологии — это и есть принципиальная задача философии2). Но решение этой задачи имеет предварительный характер для определения исходного основания истинного пути.

Для того чтобы человек встал на истинный путь, у него должно выработаться чувство страха перед ложным путем. Ложный путь — это утрата человеком своей творческой и нравственной сущности, способности к адекватному самопониманию. Фило-софская слепота — это массовое явление. Человек полагает себя естественным центром бытия, и этот взгляд как бы врожден ему.

Центростремительная духовная тенденция своей конечной точкой имеет отдельного индивида. В этой точке Вселенная “схлопывается”, утрачивает всякий смысл помимо смысла быть материалом для бытия данного индивида.

Это состояние полного нравственного солипсизма возникает на высокой стадии развития цивилизации. И оно тем опаснее, чем выше технический уровень этой цивилизации.

Высокий уровень развития техники и способность с ее помощью удовлетворять многочисленные нужды вытесняет значимость нравственных отношений. Аналогичным образом в структуре отношений между народами техника начинает играть определяющую, в том числе и эмоциональную роль. Интеллектуальная наукоемкая высококачественная продукция завоевывает сердца людей. Техника создает те эмпирические цели, которые неодолимо тянут к себе людей. Научно-техническая мощь дает возможность распоряжаться жизнью целых народов.

С этой точки зрения нельзя не признать стимулирующим мысль философское суждение, согласно которому сущность техники, как и науки,  перестала быть технологической или научной. Эта сущность состоит во власти. Это, конечно, не значит, что всякая наука политична по своей сути. Но объективность, неполитичность, неидеологичность науки как раз и дает реальную власть, основанную на знании, владении им как орудием деятельности. Власть над орудиями деятельности есть предпосылка власти над природой, предметом потребления и в конечном счете над человеком. Поэтому прогресс науки и техники порождает эйфорию, но он порождает и страх перед драматическим изменением духовной сущности человечества.

Чем более могущественные материальные силы оказываются сосредоточенными в руках человека, тем более бытие человечества начинает зависеть от тех принципов жизни, на основе которых человек делает свои выбор, определяет направленность принимаемых решений. Бытие или небытие человечества начинает зависеть от свободного выбора человека.

Какая судьба заложена в этой свободе? Не беременна ли свобода фатумом, несущим гибель человечеству? На этот вопрос нельзя дать однозначный, эмпирически подтвержденный ответ. Узкая определенность или абстрактная неопределенность общей человеческой воли и есть фундаментальная проблема времени. Утверждение во всех актах людей таких форм бытия, которые преодолевают противоречие между человеком и природой, человеком и человеком, обнажают подлинную универсальную сущность самого человека — принципиальная задача, осознание которой представляет немалые трудности.

Для осознания ложности доминирующих стремлений и возникающих на их почве противоречий и конфликтов нередко предлагается путь, который освещен учениями Востока. Школа дзэн, например, для снятия межчеловеческих конфликтов использовала перспективу абсолютного ничто (шуньята), перед которой все ограниченные, частные интересы и предрассудки теряют всякий смысл. Мифическая эсхатология, представление о великом космическом пожаре, могут использоваться в экзистенциальной интерпретации1). Мысленные представления о том, что мир погибает в космическом пожаре и от него не остается ничего, ставит самосознание индивида перед тем абсолютным пределом, который позволяет реально осознать относительность предрассудков и страстей, играющих роль движущей силы в его повседневном поведении. Человек постигает реальную связь бытия каждого отдельного человеческого существа с бытием мира в целом. Здесь и открывается подлинная сущность человека. Аналогичный смысл несет угроза Армагеддона.

Поскольку современный человек поглощен своими жела-ниями, субъективными целями и практической их реализацией, он не может встретиться с собственной сущностью. Субъективный мир ощущений и переживаний примитивного человека реально составляет весь его мир. В этот мир включается и наука; она подчиняется частным прагматическим цепям, утрачивает стремле-ние к истине как высшей ценности. Смысл науки низводится до получения полезных результатов. Лишь в них обыденное сознание видит смысл науки. Между тем смысл науки состоит в постижении высокой истины как связующего звена человека и мира.

Если этот высокий смысл науки затемняется или утрачивается вовсе, то тогда человек утрачивает и понимание тех принципов, которые обеспечивают безопасность его бытия в мире. Если этот смысл науки сохраняется и удерживается, то открывается путь к наполнению адекватным смыслом всех форм частного научного знания, к созданию технологии, которая является гуманной и естественной в своей сущности. Через эту технологию происходит восстановление единства человека и природы.

Простой отказ от технологии, ее разрушение лишает человека его могущества, восстанавливает старые противоречия с природой: человек будет вынужден вести борьбу за то, чтобы природа своим могуществом не поглотила человека, не превратила его в объект, не лишила специфического человеческого бытия.

Движение вперед по пути технологии, решающей частные задачи без учета удержания вечной ценности гармоничного отноше-ния между человеком и природой, ведет в тупик, ставит границу бытию человечества. Но и движение назад, к дотехнологической эре лишает бытие человека его человеческой специфики. Осознание этих пределов исторического бытия человечества формирует предс-тавления о “замурованности” человека в истории. Человек может вырваться из истории либо став животным, моментом естественного кругооборота, либо совершив скачок в неземную цивилизацию с качественно иными основаниями своего саморазвития. Но это
пока — лишь абстрактные гипотетические возможности.

Реальной возможностью бытия человека остается его земная история. Удержание реальных условий сохранения этой истории — фундаментальная задача современного человека. Понимание усло-вий такого сохранения есть предпосылка определения адекватных категорий самосознания, как вечных ценностей, образующих духов-ную “капсулу”, обеспечивающую безопасность человека в мире.

Вот почему столь важны для человека адекватные принципы самосознания. Отход от них есть разрушение “капсулы”, обеспе-чивающей сохранность человечества в мире, переход в инобытие.

Страх перед переходом в инобытие — это страх смерти. Человек, осознающий временные границы своего бытия, находится в состоянии тревоги, постоянного ожидания трагической развязки. Существуют многообразные оттенки, вариации этого состояния, но объективно — это всеобщее состояние. Индивидуальная смерть — явление повседневное, но оно не становится от этого ординарным событием. Напротив, для самого индивида это явление экстраор-динарное. Человек вытесняет неизбежность этого события в своем самосознании, иначе его нормальная жизнь была бы невозможна. Вместе с тем индивидуальная смерть — неотвратимый факт. Человек живет с внутренней бомбой, которая когда-то должна взорваться. Незнание момента взрыва делает жизнь относительно спокойной.

Размышления о неизбежности смерти подталкивают человека к нестандартным поступкам и деяниям. Это — реально осуществляемый вариант бессмертия. Он требует личного мужества, но оно основано на предположении о бессмертии самого человечества, о бесконечной преемственности поколений.

Сегодня ситуация изменилась кардинально. Тревога, как ожидание финальной трагической развязки, становится объективным состоянием человечества. Выявились и реальные проявления этого состояния. Накопление ядерного оружия, строительство атомных электростанций, рост радиоактивных отходов, разного рода ядовитых химических веществ и т.д. и т.п. — все это внутренние бомбы с часовым механизмом, стрелка которого неумолимо движется к роковой отметке.

Человек мужественно воспринимает знания, которые несут ему роковую весть, в том случае, если он рассчитывает на силы, способные изменить движение истории в таком направлении, которое обеспечивает безопасность его существования. Если человек не знает о грозящих ему опасностях, то они будут накапливаться и достигнут критического предела, за которым он уже не сможет что-либо изменить. Если, однако, человек способен прочертить перспективу возможных угроз, то он может изменить тип своего поведения и овладеть вовремя этими угрозами. Процесс практического овладения угрозой совпадает с ослаблением страха. Но это ослабление не является следствием нелепой оптимистической веры в счастливый случай или волшебное спасение. Человек здесь знает свои возможности и использует их для достижения фундаментальных целей сохранения самой истории.

Тревога — это психологически тяжелая ноша. Но она полезна как стимул активности в правильном направлении. Она является предпосылкой созревания человечества, его перехода во взрослое состояние. Юноша, не знающий по-настоящему угрозы близкой смерти, ведет себя так, будто ему дарована вечная жизнь, смело пускается в авантюры без анализа их последствий.

Для стадии зрелости человечества характерен всесторонний анализ вариантов возможных последствий тех или иных фундамен-тальных решений. Эта позиция высокой осмотрительности транс-формирует формы массового поведения. Озабоченность бытием человечества опосредует поиск объективного самоопределения, а вместе с тем и коррекцию поведения человека этим поиском.

6. Трансформация страха под воздействием объективного самоопределения человека

Человек вышел на естественного состояния через способность создавать орудия труда и формировать новую динамично изменяющуюся материальную основу своего бытия. Это было преодоление предчеловеком самого себя как биологического вида и вместе с тем обретение качественно новой исторической сущности. Это не был свободный выбор человека, но он произошел. С развитием исторической сущности человека возникают и его специфические статусы, которые осознаются как выражение его подлинной сущности.

Угроза утраты статуса есть не просто потеря каких-то материальных или иных ценностей, но угроза утраты человеческой сущности — так воспринимается и в самосознании специфика человеческого бытия.

Человек долгое время не знает своей родовой человеческой сущности. Эта родовая сущность становится предметом религиоз-ного и философского сознания; ее выявление и абсолютизация как воплощения божественной сущности или концентрации безличного разума оказывается особой задачей, решение которой создает предпосылки для превращения индивидов в личности, населения — в народ. Вместе с тем человек оказывается перед возможностями своих многообразных самоопределений и обретает внутреннюю свободу. Эта субъективная внутренняя свобода может сохраняться человеком независимо от изменений его внешнего положения.

Человек в процессе исторического становления становится в чем-то подобным Вселенной: он может содержать в себе потенциальную возможность всего, бесконечное многообразие самоопределений.

Поскольку обществу необходим нравственно определенный индивид, постольку культура социального самосознания формирует критерии становления подлинного человека. Подлинный человек есть результат позитивного свободного самоопределения, превращения себя в конкретное практическое воплощение универсальных ценностей.

Человек как практическая реализация таких ценностей становится идеально-реальным человеком, поднимается над своим существованием, с одной стороны, и отделяет себя от не-людей, попирающих универсальные человеческие ценности, становящихся угрозой для бытия человечества.

Здесь определяется первоначально узкий путь подлинно человеческого бытия. Индивид, вставший на этот путь, есть воплощенная универсальная истина. Казалось бы ничтожный в своей единичности индивид превращается в безграничную силу как воплощение универсальной истины жизни в ее конкретном выражении. Опора на эту истину есть основание преодоления личного страха. Вместе с тем это и путь преодоления общих страхов, поскольку индивиды перестают быть угрозой друг для друга, образуют общий “свой мир”.

С точки зрения культуры самосознания, универсальные качества человека воспринимаются как его “естественная” сущность. Разум — способность ставить целесообразные, отвечающие интересам человека цели, и достигать их практически, точно так же как и добро — нравственная способность делать благо не только для себя, но и для другого человека — это универсальные свойства человека. Коль скоро, однако, индивиды в своей массе не демонстрируют эти универсальные свойства, то человек представляется воплощением ограниченного бытия. С этой точки зрения кажется логичной постановка задачи преодоления человека и рождения сверхчеловека.

Однако основанием сверхчеловека становится субъективность самоопределения; переход к сверхчеловеку оказывается не чем иным как философской легализацией того, что повторялось в истории на каждом ее этапе: частный интерес объявляется универсальным и абсолютным и на этой почве возникает новая форма господства.

Человек получает свою адекватную объективную самореализацию, когда он превращает самого себя, в носителя универсальных ценностей. В этом случае позитивная сущность человека не зависит от “избранности” — общественного класса, расы, нации, этнической группы, партии. Она определяется объективной ценностью для человечества результатов деятельности. В этой универсальной самореализации человек становится независимым от исторического времени.

История показывает как, с какой настойчивостью осуществляет человек свое восхождение к универсальным практическим самоопределениям. Это касается не только отдельных выдающихся индивидов, государственных и общественных деятелей. Это — проблема каждого человека, смысла всего его бытия, его самосохранения в человеческой истории. Каждый этап истории воспроизводит вновь бытие всех предшествующих поколений, всех индивидов в том качестве, в каком существует история в данный исторический момент. Наследие народа — его настоящее; характер деятельности народа в настоящем — его будущее.

И с этой точки зрения истинное самоопределение человека возможно лишь через практическую реализацию ценностей, определяющих направленность всей его социальной жизни. Если индивид перестает быть носителем универсальных ценностей, то он перестает быть моментом той субстанции, которая выражает реальные основания исторической жизни человечества.

В историческом, в конкретных актах, содержание которых диктуется обстоятельствами, могут находить выражение универсальные ценности, а могут и не находить. Если эти универсальные ценности перестанут реализовываться вообще, то человечество как субъект окажется обреченным на исчезновение. Оно превращается в сумму индивидов, знающих лишь свой отдельный, частный интерес, не способных к реальному сознательному цементированию и превращению в исторического субъекта. Это верно и применительно к отдельному народу. Именно поэтому народ, сформировавший свое самосознание и удерживающий его, придает особое значение подлинным духовным лидерам. Духовный лидер знает общее, отождествляет свое бытие с сохранением этого общего. Его приоритет должен поддерживаться постоянно, как огонь в очаге. Если огонь затухает, жизнь в доме прекращается. Бывают смутные времена, которые характеризуются забвением этой истины. Вместе с ее искоренением исчезает духовность, цементирующая людей, и высокий смысл жизни. Эмпирические цепи начинают дробить цемент социального единства. Общество оказывается перед угрозой эрозии, распада.

Эта угроза исходит отовсюду и ниоткуда конкретно. Она пронизывает всю социальную атмосферу. Один индивид, осознавший угрозу, не может изменить ситуации. Но если все индивиды не изменят типа своего поведения, общество не может избежать катастрофы.

Спасение современного человечества не в переходе к сверхчеловеку и не в возврате к своему естественному состоянию. Оно состоит в реальном утверждении информационного сообщества, в формировании человека информационной культуры. Это — человек, действующий профессионально и в то же время осознающий нравственный смысл своей деятельности. Он — спаситель человечества, но не как отдельный единичный индивид, а как составная часть огромного большинства людей, составляющих само человечество.

Способность к общему коллективному самоопределению и образованию сообщества, обеспечивающего своей деятельностью соблюдение общих правил поведения, следование универсальным принципам и профессиональным кодексам, и есть реальная предпосылка выхода за временные пределы “века смерти”. Человечество пока еще не вышло за эти пределы. Над ним висит Дамоклов меч самоуничтожения. Но оно начинает делать шаги в верном направлении. И чем увереннее общий шаг человечества, тем меньше его страх за свое будущее.

(1991 г.)